Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста - страница 36

стр.

Солнце палило нещадно, словно извиняясь за прохладный май. Мы устанавливали аппаратуру под навесом, украшенным срезанными молоденькими березками и, что греха таить, в глубине души радовались удачному месту и благополучному дому.

Прибывали торжественно-нарядные гости. Пахло жареным луком, чешуей свежей рыбы, одеколоном, нафталином и задохнувшимся от жары навозом. Заканчивались последние приготовления. Женщины метались между шатром и погребом. Мужчины с достоинством курили. Из дома выскочил красный, с капельками пота на лбу жених. Он был в белой рубашке и серых брюках. На шее висел незавязан-ный галстук — не получалось. Я завязала его с удовольствием — двойным узлом, чем заслужила одобрительные кивки сидящих в шеренгу, просветленных белыми платочками и радостью старушек. А жених был действительно хорош, как хороша бывает зрелая молодость: высокий, крепкий, ловкий в движениях. Мы, не сговариваясь, прозвали его нашим женихом.

Музыканты играли. Я уселась рядом на ящике из-под аппаратуры и с тайным, так мне казалось, любопытством рассматривала гостей, попутно отвечая гримасами корчившим рожицы ребятишкам.

Вскоре гости исчезли в шатре у нас за спиной. Двор опустел. Дети, на равных, также заняли места за столами. Без них стало особенно грустно: у каждого из нас были семьи, сыновья и дочери, с которыми не виделись уже второй месяц и не знали, когда встретимся. И в то же время было тревожно за этих мальчиков и девочек, оставшихся здесь, в почти бездетной зоне. Вспомнился почему-то и бездетный в эти месяцы Киев, удаленный от тридцатикилометровой — двумя такими зонами, даже тремя… Ребята играли что-то медленное, щемящее, не глядя друг на друга. Голоса за спиной потребовали «Маричку».

Вскоре все потонуло в сплошном гуле, нарастающем, как звук приближающегося самолета. Иногда его перекрывала внезапно возникающая и так же неожиданно угасающая песня. Свадьба набирала силу. Появились первые танцующие. Нас же мучил вопрос: где невеста?

Часов в одиннадцать вечера недоумение рассеял жених: свадьба продолжится до утра, но уже в доме избранницы. Недоумение рассеялось — возникла досада. Без всякого энтузиазма сматывали мы шнуры, укладывали в чехлы гитары. Невеста жила в соседнем селе.

Толпа вокруг дома невесты, уже хмельная и, по-видимому, утомленная ожиданием, встречала новых гостей солеными шутками, меткими замечаниями, добродушными свистками. Некоторые накинулись и на нас, без вины виноватых. Особенно усердствовала пухлая косоглазая Люба — ее визгливый голос был подобен милицейскому предупреждающему свистку: «Ой, ой, да вы поглядите, людоньки добрые, — причитала она на самой высокой ноте, — да что это за музыки — мальчишки. Да рази они сыграют что-то путное?! Да они же и языка нашенского не знают — пацаны! Вот уж правда: каков жених, такие у него и музыки…» Мы терпеливо молчали, хотя нервничали изрядно: играть предстояло прямо на улице, толпа, разгоряченная хмелем и любопытством, грозила смять и усилители, и инструменты, и нас самих. Задние, привлеченные голосом Любы, напирали, подпрыгивали, стараясь разглядеть происходящее впереди.

Дом невесты был гораздо меньше, двор не мог вместить всех гостей, включая и вновь прибывших, которые ломали ворота, пытаясь прорваться на тщательно охраняемую территорию владений невесты с наименьшим выкупом. Таков обычай… Каждая пядь оплачивалась деньгами, самогоном, сладостями. Стенка шла на стенку. Трещали рубахи, визжали женщины. Кто-то сочно и длинно крыл по матушке и свадьбу, и обряды, и гостей. Вспыхнула драка. Но драчунов моментально усмирила вездесущая Люба, с разбегу врезавшаяся в толпу. Скоро ее голос доносился уже со двора. Жених прорвался к невесте. Гости усаживались за столы. Но толпа вокруг от этого нисколько не уменьшалась, а наоборот, росла и росла, растягиваясь вдоль трассы на целый километр. Собралась вся деревня, молодежь из окрестных сел, появились солдаты и те, кто участвовал в ликвидации последствий аварии.

У нас не хватало удлинителей. И тотчас появилась Люба: «Навезли шнуров да ящиков, а толку, — язвила она, — без электричества, видите ли, играть уже не могут. Руки не оттуда растут». Я не утерпела, попытавшись утихомирить ее: «Да вы не беспокойтесь, ребята сыграют все, что захотите: и польку, и гопак, и вальс. Еще пять минут — и все будет готово. Наш жених…» Лучше бы мне не раскрывать рта… Люба с остервенением сплюнула: «Ваш жених! Да мы бы такого жениха и близко к своей хате не подпустили, если бы не это горе… Нашла добро! Думаешь, джинсы напялила да космы распустила — и королева!..»