Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста - страница 51

стр.

Вслед за этим Виктор начинает переосмысливать и свои действия во время аварии, в период ликвидации ее последствий, и находит ошибки. Усиливается чувство вины. Порой оно нестерпимо.

Чтобы как-то отвлечься, хватается за книгу, но испытывает при чтении затруднения, память не сохраняет прочитанного. Появляется неуверенность в себе, в своей полноценности и возможности полноценного выполнения любимой работы. Появляется страх потери работы. Страх, что никому не нужен!

Переживания были настолько сильны, что он досрочно уехал домой, надеясь, что в семейном кругу станет легче. Но куда убежишь от себя? Ожидания обманули. Еще более замкнулся, не проявлял никакого интереса к улучшению бытовых условий, хотя все нужно было начинать заново.

В надежде, что на работе быстрее сумеет собраться, выйти из состояния депрессии, 15 января 1987 года приехал на вахту. Спустя неделю попал в поле зрения группы психиатров и психотерапевтов, занимавшихся психоэмоциональной разгрузкой персонала АЭС. Больному было назначено лечение, но никакого эффекта оно не принесло. И тогда его направили в поселок Зеленый Мыс ко мне для решения вопроса о трудоспособности.

Я назначил лечение. Предложил больничный лист, от которого он отказался.

На что жаловался? На ухудшение памяти, вялость, снижение работоспособности, затруднение выполнения привычной работы, на опасения потерять работу, заслуженную на деле должность в самый напряженный период.

Я рекомендовал ему лечение в стационаре. Он сразу согласился, без всяких реакций. Сказал, что ближайшим же автобусом выедет в Киев. Но спустя четыре часа его доставили в хирургический кабинет в полубессознательном состоянии из-за массивной потери крови… Перерезал вены на руках…

Сейчас психическое состояние Виктора тревог не вызывает. И все же…

Я бы разделил психотравмирующую ситуацию в течение года со дня аварии на несколько периодов: шоковый, период напряженной неопределенности, предпусковой и пусковой и период разрешения психотравмирующей ситуации. И все это люди испытали на себе… Противоречивость, неполность, а то и искаженность информации об аварийных событиях, невнимание к судьбам приводило и приводит не к радиофобии, а к депрессиям. Убежден, что исцеление не только в медикаментах и санаториях, но и в правде о Чернобыле. Эти люди вынесли все, именно поэтому лжи они просто не перенесут. Без правды, как бы горька она ни была для непосвященных, спасти людей от боли, вернуть им ощущение жизни как счастья вряд ли удастся.

Похороны дедовой хаты

Генка, вернувшись из школы, привычно направился в комнату деда. Хотел постучать — и не постучал: ни шороха тебе, ни звука. «Может, уснул?» — подумал он и бесшумно приоткрыл дверь. Старик плакал. Генка остолбенел: из осоловевших глаз деда выкатывались крупные мутноватые капли и, попадая в бороздки морщин на щеках, стекали по ним к опущенным уголкам губ. Дед время от времени слизывал слезы и пошевеливал скрюченными пальцами. Героический дед, бывший партизан, разведчик — плакал!

— Ты что, дед? Что случилось? — спросил внук. Старик повернул седую голову.

— Я и забыл, что ты должен прийти. Выйди на минуточку…

Генка, вконец растерявшись, резко захлопнул дверь и прислонился к косяку. С дедом у него были давние дружеские отношения — доверительные и прочные. Но он и любил старика, во многом заменившего ему вечно занятого отца. Увиденное встревожило, придавило. Казалось, минула вечность, пока дед вспомнил о нем, хотя прошло две-три минуты.

— Заходи, внук. — Голос был спокойный и ласковый. Как прежде. Как обычно.

Генка вошел. Старик сидел в прежней позе, но лицо его, осунувшееся и затвердевшее, было сухим. Только красные пятна на лбу и на носу выдавали недавнее волнение.

— Садись, — кивнул дед. — То, что ты видел мои слезы, наверно, плохо. Но то, что я плакал на восьмом десятке лет, впервые в жизни, запомни до конца дней своих.

— Но что случилось? — встревоженно повторил Генка свой вопрос.

— Встретил я сегодня Тимофеича, друга своего фронтового. Вместе и партизанили. Поведал Тимофеич, что сносят наши хаты — не поддаются дезактивации.