Черные партизаны - страница 9

Однако крестьянское сопротивление, по мнению историков, не позволило реализоваться ещё более крайним формам тоталитаризма. Насчитывая полторы сотни человек, «банда» Мишина вплоть до зимы 1930–31 г. таила угрозу для властей. Имели место нападения её членов на советско–колхозных активистов. В середине октября, например, повстанцы обстреляли возвращающегося из Каратуза председателя коммуны «Друг бедняка» Пуликова. Само существование их групп в тайге служило сдерживающим фактором в поведении колхозников и бедноты. В то же время крестьяне, обиженные режимом и ободренные примером повстанцев, всегда могли скрыться в тайге и найти у них защиту. Когда у некоторых салбинских бедняков в счет контрактации заготовители увели последних коров, то они ушли в «банду».

Но постепенно остатки повстанчества ликвидировались. Так, 1 января 1931 г. у д. Григорьевки были замечены шестеро беглецов во главе с Рыловым и Мусихиным. С целью их поимки или ликвидации были посланы 15 милиционеров с начальником Ермаковского районного управления милиции П.С. Казаковым. После короткого боя повстанцы оторвались от преследования. Но на следующий день Казаков с семью лыжниками, обнаружив «бандитов» в таежной избушке, завязал с ними вновь перестрелку. В результате погибли все «черные партизаны», а также два милиционера.

Крестьянские выступления оказались не в состоянии изменить отношение власти к деревне. Напротив, государство усилило налоговый пресс на крестьянство: если в 1929 г. план хлебозаготовок, например, для Каратузского района составлял 360, то в 1930 г. — 525,3 тыс. пудов. Колхозы же, объединявшие осенью 1930 г. лишь 15% всех хозяйств этого района, в большинстве своем не имели даже зачатков организации и специализации хозяйствования. Часть предоставленных государством кредитов их правления использовали на приобретение стройматериалов. Но в связи с тем, что последние не поступили, скотные дворы вовремя не были построены. Уборка и обмолот хлеба в ряде хозяйств были сорваны. Другие же, выполняя план хлебозаготовок, сдали весь имеющийся хлеб. Поэтому в подтаежных селах беднота перешла к употреблению в пищу суррогатов.

Несмотря на аресты 473 каратузских и ермаковских крестьян, настроение их односельчан было «неустойчивым». Некоторые из них, испытывая недостаток в хлебе, перешли к скрытым формам саботажа его заготовок. Поэтому хлебозаготовительные задания мятежными районами на 15 ноября 1930 г. были выполнены лишь наполовину.

Крестьяне пассивно относились к выполнению и других государственных заданий. В октябре 1930 г. в д. Ново–Покровке Ермаковского района нескошенными оставались сенокосы площадью в тысячу га. Обязательные платежи в счет налога у «кулачества» в полном объеме не были собраны. Кредиты, отпущенные для контрактации скота, в Каратузском районе расхищались. При том, что согнанный скот от холодов и бескормицы погибал, по некоторым сельсоветам в результате этой кампании бедняки лишились даже молодняка. Ни по одному виду животных план контрактации не был выполнен.

Пережившие страх и растерянность, озлобившись, коммунисты относились к деревне как к оккупированной территории. На митинг, который должен был состояться в д. Субботино Ермаковского района по случаю отправки местными колхозами «красных обозов» с хлебом, лица, ответственные за проведение этого мероприятия, собирали крестьян, находившихся на богослужении, открыв стрельбу. Секретарь Каратузского райкома ВКП (б), разъезжая по деревням в нетрезвом состоянии, требовал выполнения плана хлебозаготовок в пятидневный срок. Посетивший крестьян с этой же целью член бюро райкома партии Уткин кричал на них, стуча кулаком, а уполномоченный РИКа Сухинин, будучи пьяным, угрожал «саботажникам» расстрелом. В д. Нижняя Буланка уполномоченный Константиновский устроил показательный суд над двумя жителями, не успевшими реализовать весь хлеб, который приговорил их к конфискации имущества и году заключения.

Большинство сельсоветов Ермаковского района было склонно проводить хлебозаготовки административным путем, облагая «твердыми» заданиями даже середняков и бедняков. К примеру, под них попали салбинская беднота и новополтавское середнячество, в частности семьи красноармейцев. К трем середнякам здесь по распоряжению уполномоченного — коммуниста и ленинградского 25–тысячника Толстова был применен и арест.