Чертово яблоко - страница 13
Акинфий пощипал сухими твердыми пальцами бороду, оглядел гряды, еще не тронутые заступом, и покачал головой.
— Шесть пудов займут половину огорода. Посажу вместо репы и капусты, а часть рассажу в поле, вместо ячменя. Только бы мужики вершки есть не принялись.
— Не примутся. Прикажу старосте собрать сход. В случае чего, березовой каши отведают. Пусть спасибо скажут, что не стал на все село клубни членить. Ты уж, Акинфий Авдеич, вспомни свою молодость. Как мне сказали в Приказе, ты до сих пор в «государевых огородниках» числишься, хотя…
Толбунцов не договорил, ибо многое в «огородной» службе бывшего волонтера было неясного. Пока был жив Борис Петрович Шереметев, Акинфий так и получал свое солдатское жалование. После же его смерти жалование из государевой казны прекратилось, однако сын Бориса Петровича, Михаил, оставил в силе дарственный вклад отца в размере десяти рублей, что позволяло Афанасию и его семье поддерживать хозяйство. Однако все три сына Акинфия оставались крепостными крестьянами князя Голицына, который посадил их на тяжелый оброк.
Попытался приказчик Митрий Головкин вернуть в крестьянство и самого Акинфия, так как волонтерство его давно истекло, но в дело вмешался сын Шереметева, кой стал членом недавно созданного Сената и председателем юстиц-коллегии, занимавшейся судебными делами.
Митрий Головкин оробел: его ли дело бороться с влиятельным человеком государства, сие по зубам лишь князю Голицыну, а вот сыновья Акинфия были в его полной зависимости.
Головкину все последние годы не везло: сулостским крестьянам не под силу было тянуть господские оброки. Тогда Митрий Головкин съездил к князю, а затем распорядился:
— Коль не можете внести пять рублей со двора, князь отпускает вас на отхожий промысел. Нанимайтесь в бурлаки, к купцам, в крупные дворянские имения, хоть к черту на кулички, но чтоб пять оброчных рублей были к Покрову. В бега подаваться — не советую, ибо дома жены и дети остаются. Покумекайте об их участи.
Мужики хмуро кивали головами…
На совете семьи Акинфий сказал своим сыновьям — одному было девятнадцать лет, другим (двойня) по двадцати одному году — идти в подмосковное село Иваново, принадлежащее графу Михаилу Шереметеву.
— Михаил Борисович одним из первых занялся крупным мануфактурным промыслом. В его селе — большая ткацкая фабрика. Постарайтесь лично поговорить с Михаилом Борисычем. Если он на Москве, то доберитесь до его хором.
Все это было еще при жизни Петра I, когда Акинфию перевалило чуть за сорок, Арине же было на семь лет меньше, но она, проживши с Акинфием спокойную, счастливую жизнь, выглядела гораздо моложе своих лет. А вот мать Акинфия, Матрена, скончалась пятнадцать лет назад.
На счастье Василия, Никиты и младшего Андрея, граф Шереметев оказался на своей мануфактурной фабрике — в пятьдесят ткацких станков. Оглядев сыновей Акинфия, довольно огладил лысый подбородок. (Петр I давно уже приказал сбрить боярам бороды).
— В отца… Семьями еще не обзавелись?.. Ну, это к лучшему. Правда, лишних ткацких станков у меня сейчас нет, посему займетесь пока пристройкой к фабрике. Буду расширяться, еще два десятка станков закуплю. Надеюсь, к топору вы привычные?
— Батя сызмальства приучил, — ответил за всех Василий.
— А рубки ведаешь? Они ведь, кажись, разные.
— Разные, граф. Можно рубить в обло, когда круглое бревно кладется, как есть, в чашку вверх или вниз; в крюк, когда рубятся брусья, развал, пластинник, и когда концы пропускаются наружу, как в обло, но стена внутри гладкая, без горбылей; в лапу, когда изба рубится без углов, то есть без выпуска концов, но такая изба холодная, ибо легко промерзает. Сама же рубка в лапу двоякая: чистая и в охряпку. Есть и рубка в угол…
— На словах складно сказываешь, но погляжу на деле. Коль в плотничьем деле окажешься сметливым, тебя, Василий, во главе артели поставлю. Так что не подведи.
Три дня присматривался к плотникам Михаил Борисович, а затем собрал артель, подозвал к себе Василия и заявил:
— Отныне сей молодец будет у вас большаком. Звать его Василь Акинфичем. Коль кому не мил станет — того из артели вон. Конечно, можно и наукой царя Петра поучить. Василь Акинфич как раз до того сгодится, почитай, ростом с государя вымахал. Кулачищем в харю — и станет как шелковый.