Чертово яблоко - страница 21
Свое заведение Абрам Мягков обосновал в известном месте — бывшем деревянном доме Филиппа Алексеевича Карра, который со временем выкупил зажиточный крестьянин из деревни Воробылово Яков Звездин; тот задумал внутреннюю перестройку комнат и даже массивной печи из зеленых изразцов с различными евангельскими притчами, изображениями и подписями православного нрава. Печь была на загляденье, но Яков Звездин был сам себе на уме: закончив перестройку и заменив образцы на белые, совершенно ничем не украшенные, он вскоре отдал дом под трактир Абраму Мягкову…
Когда хозяин заведения уходил из каморки — Стенька — тут как тут.
— Вася, дай попиликать.
— Опять ты. Пиликают поленом по сапогу, а на тальянке играют. И чего повадился?
— Тянет меня к твоей тальянке, Вася. Научил бы.
— Слух надо иметь, Стенька.
— А я что, глухой?
— Не разумеешь ты, паря. А ну спой про «ямщика».
— Зачем?
— А вот и испытаю твой слух. Да только во весь голос. Правда, песня для исполнения трудная, но ты уж постарайся.
Стенька спел.
— Ишь ты, молодцом паря… А ну, покажи свою пятерню.
Вася почему-то пощупал каждый палец, а затем произнес.
— Подходяще. Обычно у верзилы пальцы короткие, у тебя ж пятерня ухватливая, блохой будет скакать по однорядке… Но когда мне тебя учить? Я ведь, Стенька, почитай, дни и ночи в трактире провожу. Угодичи-то на бойком Суздальском тракте. Купцы туда-сюда шмыгают и заведение не забывают.
— Ну, хоть самые азы, Вася.
— На азы как-нибудь время могу найти. А проку? Тебе свою гармошку надо заиметь.
— Отец денег не даст, — вздохнул Стенька.
— Ну вот, и пропадай, моя телега. А ведь из тебя вышел бы толковый гармонист. И слух у тебя добрый, и песни изрядно поешь… М-да. Копи, паря, деньги… Мне пора купцов тешить.
Вася взял из рук Стеньки тальянку и вдруг хлопнул парня по плечу.
— Мыслишка осенила. Ты песню «Ухарь- купец» знаешь?
— Как он на ярмарку ехал?
— Ту самую. Один из купцов всегда ее у меня заказывает. Я подыграю, а ты споешь. Не забоишься?
— А чего бояться? Эка невидаль.
— Молодцом. Только под тальянку прилаживайся, пой бойко, с выражением, иногда и в ухаря превращайся. Тут, брат, артистом надо быть, тогда и деньгу немалую зашибем.
— Думаешь, раскошелятся?
— Эх, Стенька. Ты еще плохо купцов знаешь. В кураж войдут — тыщи не жалеют. Идем. Подойдешь ко мне, пока тебя не позову.
В этот день трактир как никогда был забит ямщиками, мужиками из деревенек, ехавшими с Ростовской ярмарки, рыбниками и мясниками, перекупщиками и всякого рода барышниками,
Стенька начал задыхаться от терпкого духа кирпичного чая, смешанного с кислым запахом овчины и человеческого пота. Он обвел снулым взглядом весь этот черный люд, обжигающийся горячим пойлом, и невольно подумал: «Какие к черту купцы! С них и алтына[28] не вышибешь. Час назад сидели три купца, а ныне их и в помине нет».
И вдруг, как снег на голову, ввалились с десяток купцов в дорогих меховых шапках и романовских полушубках. Хозяин заведения мигом отвел им наилучшие два стола, а к столам тотчас подлетел невысокий, но крепко сбитый половой[29] с белым полотенцем наперевес, но трактирщик сам решил принять заказ.
— Чем желаете закусить, почтенные господа?
— Во рту маковой росинки не было. На твое усмотрение, Абрам Андреич, и «смирновочки», «смирновочки» побольше!
Суздальские купцы, едучи с Ростова, видимо изрядно проголодались; они уже не в первый раз останавливались в трактире Мягкова.
— Сей момент!
Мягков быстро отошел к буфетной стойке, на которой стоял огромный пузастый двухведерный самовар, отдал приказание поварам.
— Быстро! И чтоб в наилучшем виде!
Хозяин заведения почуял немалую выгоду, которая сегодня ждет его от суздальских толстосумов.
— Васька!.. Ты тут? Будь наготове. Чую, дело до плясовой дойдет. Потешь почтенных господ!
Стенька же пока притулился к ямщикам и жевал калач с маком.
Через час купцы были навеселе. Зашумели, загорланили. Один из них, румяный, рыжебородый, окликнул гармониста.
— Васька! Давай «барыню!»
— «Барыня» — не диковинка. Вы ее, Василь Данилыч, каждый раз заказываете. А не желаете ли «Ухаря-купца», да еще с первостатейным певцом?