Чертово яблоко - страница 3
. И чего, мин херц, надумал?
Дверь в соседнюю (царскую) комнату была открыта, поэтому из нее тотчас показался Петр Алексеевич.
— Дурак ты, Алексашка. Никак, перепил вчера, сукин сын! Слышал, что профессор говорил?
— Слово в слово, мин херц. Вот те крест!
— Слово в слово? Повтори!
— Родина картофеля — Южная Америка. Занимались ей индейцы, а в Европу приволокли гишпанские мореходы… Долго рассказывать, мин херц. Скажу о сути. Голландцы сумели избежать голодовок, поелику научились готовить всевозможные картофельные блюда. Картофель стал основной пищей голи перекатной.
— Ах ты, сукин сын! — посмотрел на Меншикова любовными глазами Петр Алексеевич и троекратно расцеловал его. — Пьет, а разума не теряет. Ну, Алексашка! Для нас эта картошка — дороже гульденов. На Руси нередки неурожаи, многие уезды голодуют, а мы мужиков вторым хлебом будем потчевать. Нутром чую, великая судьба ждет сей чужеземный овощ. Немедля отправлю земляные яблоки в Московию.
— Кого пошлешь, мин херц?
— Человека ответственного, дабы ни одного клубня не потерял. Обратный путь на Русь будет нелегок. Тут раззяву не отрядишь.
— А пошли, мин херц, дворянина Григория Сипаткина, а в помощь ему волонтера Акишку Грачева.
— Сипаткина ведаю. Толковый, в делах крутой. А вот к волонтеру Акишке еще не пригляделся. Чем хорош?
— Да всем, мин херц. И здоровьем Бог не обидел, — быка кулаком сбивает, — и к водке пристрастия не имеет. Так, пару кружек пива для забавы.
— Чем еще стоящ?
— Степенный и рассудливый, хотя и годков ему чуть за двадцать.
— Подойдет… Много ли холопов у Сипаткина?
— Никак, с десяток. Все — с самопалами. От любой разбойной ватажки отобьются.
— Добро. Обоз пойдет через Архангельск и Новгород. Земляные яблоки Сипаткину сдать графу Борису Шереметеву. Тот же пусть разошлет клубни по всей стране на расплод. И чтоб ни одно земляное яблоко не пропало! Шереметев головой отвечает. О том велю отписать грамоту дьяку Порфишке Возницину с моей царской печатью.
Добирались до Москвы не без приключений. Дважды на обоз нападали лихие люди, полагавшие, что в обозе везут дорогостоящие заморские товары. Но холопы с самопалами давали решительный отпор.
Особенно отличился Акинфий Грачев, который разгонял разбойников своей страшной пудовой дубиной.
Григорий Сипаткин похвалил:
— Силен же ты, Акишка. Одному, кажись, череп размозжил.
— А пусть не лезет, — стряхивая с темно-зеленого кафтана ошметки грязи, спокойно отозвался Акинфий.
— Как в волонтеры угодил?
— Долго рассказывать, барин.
Акинфий был немногословен, повествовать о своей жизни ему не хотелось: нелегкою она была.
— Да уж сделай милость. Дальнюю дорогу только баснями и коротать. Поведай, коль тебя столбовой дворянин[6] просит. Из чьих будешь?
— Из мужиков, барин. Села Сулости, что Ростовского уезда.
— Под кем тягло тянул?
— Под князем Голицыным
— Знатное имя… Не обижал мужика?
— Какое, — отмахнулся Акинфий. — Особенно его приказчик Митрий Головкин. Без меры лютовал. Оброками и барщиной замучил. Голодом пухли. Двоих малых братцев на погост отвез, а затем и отец преставился. Сестру, видную из себя, ростовский купец Щапов к себе в кухарки взял. Остались мы с матерью, как голик с веником. Хоть волком вой. А тут царь Петр Алексеевич охочих людей на службу кликнул.
— Как узнал-то, Акишка?
— Я в тот день в Ростове оказался. Рыбы с озера Неро на торг привез. На площадь глашатай на гнедом коне вымахнул, в литавры брякнул. Вот так и познал.
— А как же мать?
— Она меня с превеликой радостью отпустила. На царевой-де службе и корм, и жалованье, и одежка справная, сама же к двоюродной сестре жить ушла.
— А что приказчик?
— Кнутом грозился, но куда ему против царева указу?
— На Москве-то есть где приютиться? Царь-то, никак, еще месяца два в Белокаменную не вернется.
— Приютиться негде. Послушаю, что князь Шереметев скажет.
— Ну-ну, а коли что, приходи на мой двор. На Сретенке укажут.
— Благодарствую, барин.
Прибыли на Москву в середине апреля.
Князь Борис Петрович Шереметев, прочтя цареву грамоту, сокрушенно покачал широколобой головой. Чудит Петр Лексеич! Раздать земляные яблоки по всей Руси! А в мешке всего-то шесть пудиков. По клубню на уезд что ли? Всю державу на смех поднять. Не дело придумал Петр Лексеич, ох, не дело. Но царево повеленье надо выполнять.