Честь и Доблесть - страница 31

Между тем, наш отряд проехал небольшой городок с почти красными крышами, у самого подножия скалистых гор. Здесь, на его окраине, у первой небольшой скалы и жил этот самый знаменитый своими взрывами алхимик Гензель, в своей алхимической лаборатории, имеющей общую стену со скалой… Никакой ограды и дворовых построек здесь не было; зато были кучи щебня разного цвета, минералов и руды. Из низкой трубы невысокой и длинной постройки выходил тонкими клубами едкий дымок…

Наш сопровождающий весельчак указал на такой необычный дым, поднял большой палец кверху (в знак одобрения), пожелал нам удачи и отправился назад.

Никто не вышел нам навстречу…

Бойцы отряда спешились и рассматривали с интересом низенький длинный домик и живописные окрестности этого места.

Беатрис вела себя так, как буд-то она была командиром нашего отряда, и даже Лексия перестала бросать на неё уничижительные взгляды…

Я обошёл вместе с Беатрис (она от меня не отходила) эту приземистую постройку и увидел раскол скалы за её задней стеной. Этот вертикальный раскол алхимик Гензель отлично использовал: минеральный источник небольшим ручейком стекал отвесно здесь с двухметровой высоты на лопасть приводного механизма воздуходува в алхимической лаборатории…

– Господин Гензель! Вы у себя! – громко крикнул я по-немецки.

Дубовая дверь сразу же отворилась, и показался человек средних лет, с пышной копной рыжих волос, худенький, чрезвычайно подвижный, с очень живыми и любопытными глазами.

– Чем могу быть полезен столь великолепным господам, – быстро проговорил он с некоторой опаской поглядывая на бравых ребят отряда Гастона.

– Уважаемый господин Гензель, мы приехали к вам с миром и по очень интересному делу, – сказал я тоном как можно более мягким и дружелюбным.

Эти мои слова подействовали на алхимика явно успокоительно.

– Мы к вам прибыли из Франции, – начал я давно продуманную речь, – Наша страна ведёт освободительную и справедливую войну с английскими захватчиками. В нашей армии, к сожалению, порох плохого качества, и поэтому англичане имеют значительное преимущество на боле боя. Если вы, уважаемый Гензель, поможете нам изготовить хороший порох, что меньше нагревает железо, а больше даёт выталкивающего дыма, то, сделаете благое дело; и получите достойную оплату за свои знания и труд…

Гензель очень внимательно меня выслушал, задумался ненадолго, и ответил:

– Я согласен с вами, что англичане – захватчики… и готов помочь; но я не знаю насколько плох ваш порох, и насколько хорош мой. У вас есть с собой ваш порох?

– Да, мы привезли его, – сказал я и попросил Гастона принести порох.

Сержант отдал команду, и Николас скоро принёс небольшой деревянный бочонок из гвардейской кареты с золотыми лилиями.

– К сожаленью, не могу вам предоставит место для отдыха; у меня его просто нет, – сказал Гензель.

– Мы – солдаты, и отдыхаем тогда, когда стоим… – ответил я.

– И даже эта очаровательная барышня? – спросил Гензель с улыбкой.

– Она очень смелая и необыкновенная девушка, к тому же – графиня.

Беатрис стояла рядом со мной, и я видел как сверкали её глаза…

– Кстати, Гензель, эта очаровательная девушка настоящий медиум, – сказал я.

– Да, да, я сразу почувствовал, какая у неё сильная энергетика организма, – быстро и уверенно ответил алхимик.

Беатрис была рядом со мной и пожирала Гензеля своими глазами – блюдцами, как выражалась её старшая сестра…

Гензель с восхищением поглядывал на Беатрис и говорил, а я переводил его слова на французский…

– Ваша матушка скончалась при вашем рождении, не так ли? – спросил он графиню.

– Да… как вы угадали? – Беатрис очень удивилась, – Это обстоятельство всегда меня очень угнетало, – сказала она.

– Это закономерность, – сказал Гензель. – Настоящий медиум, как правило, при рождении, забирает у своей матери всё… даже жизнь… Но вам не в чем себя винить… Всё делается по воле Господа.

– А почему вы, уважаемый Гензель, в чёрной сутане, вы монах? – спросила Беатрис.

– Нет, я не монах, просто хожу в чёрном; умные люди говорят, что так, нечистая сила меньше пристаёт… – сказал Гензель. – А она меня любит…

Я перевёл его слова, и Беатрис засмеялась.