Честь семьи Прицци - страница 13

— Первый из посвящаемых сегодня в почетные члены семьи Прицци за последние пять лет — это сын моего старейшего друга Анджело Партанны, моего консильери. Ему семнадцать лет. В этом возрасте его отец принес клятву верности братству, перед отъездом из Агридженто, и я сам, будучи его ровесником, принял посвящение. — Он вынул револьвер и положил его рядом с ножом, торчащим из стола. — Чарли, — его голос пронзительно зазвенел, — ты вступаешь в почетное общество братства, члены которого обладают выдающимся мужеством и верностью законам. Ты принимаешь на себя членство живым, а утратишь его лишь мертвым. Пистолет и нож — отныне спутники твоей жизни и смерти. Возьмись за рукоятку.

Чарли протянул руку, нависая над низкорослым доном Коррадо.

— Верно ли, что фрателланца для тебя превыше всего? — спросил босс.

— Да, — взволнованно ответил Чарли.

— Превыше семьи, родины, Бога?

— Клянусь, что это так, — подтвердил Чарли.

— Есть три закона братства, которые должны стать твоей религией. Первое — ты обязан подчиняться твоим старшим. Если тебе прикажут, то во имя фрателланцы ты должен будешь беспрекословно пойти на смерть. Клянись.

— Клянусь, — ответил Чарли с сияющим лицом.

— Ты должен свято хранить секреты братства и не искать поддержки на стороне — будь то церковь или правительство. Сила, защита и утешение, что дает тебе фрателланца, — вот твое единственное прибежище.

— Клянусь!

— И наконец, ты не должен притеснять жену или детей другого члена братства.

— Клянусь, — смиренно отвечал Чарли.

— Нарушив эти клятвы, ты будешь убит без суда и предупреждения.

Затем Анджело Партанна попросил Чарли поднять указательный палец правой руки и пронзил его острой булавкой. Брызнула кровь.

— Эта кровь символизирует твое посвящение в семью. Теперь мы едины, и лишь смерть разлучит нас. — С этими словами дон Коррадо поднялся на цыпочки, чтобы обнять Чарли.

— Так же как мы защищаем тебя, ты должен защищать честь семьи Прицци. Клянись.

— Клянусь, — сказал Чарли.

Он поцеловал дона Коррадо, затем отца. Все восторженно зааплодировали.

Узнав о неожиданном приказе отца, Чарли так разволновался, что, дабы успокоиться, решил заново отскоблить кухонный пол. В мыльную воду для мытья полов он обычно добавлял медицинский спирт и концентрированный аммиак, который семейные химики использовали при тестировании героина. Раствор аммиака, что продавался в хозяйственных магазинах, не обладал необходимыми моющими качествами, которые требовались, чтобы поддерживать дома идеальную чистоту. Чарли был чистюля. При жизни матери у них был самый чистый дом в Бруклине, и Чарли не приходило в голову спрашивать, почему чище значит лучше, для него это было самоочевидно. Итак, он закатал брюки, встал на четвереньки, с ведром и металлической мочалкой, и обрушил свою злость на кухонный пол. Затем он вымыл и окна, выходящие на залив. Когда пол просох, Чарли принялся готовить ужин. Вынув из морозилки домашнюю сицилийскую пиццу — с сардинами, сыром, помидорами, чесноком, орегано и фаршированным артишоком, — он оставил ее подогреться, чтобы затем положить в микроволновку. Пока Чарли ожесточенно драил пол и окна, все его недовольство куда-то испарилось. Он захотел есть.

Чарли с любовью достал из холодильника грибной соус: отборные шляпки грибов, зажаренные им собственноручно в сухарях, шинкованные анчоусы, пекорино, чеснок, лимон, оливковое масло и щепотка петрушки. Даже отец, настоящий гурман, любил поесть у Чарли. Потому что у него получалось так, как бывало у мамы.

Чарли поставил пиццу в микроволновку, откупорил полупустую бутылку красного, накрыл для себя стол на кухне и отлично поужинал, читая «Дейли ньюз». Каким образом, интересно, ухитряются выживать рестораторы, если всякий грамотный человек способен без труда самостоятельно приготовить себе ужин?

Чарли ел не торопясь. Тщательно пережевывал пищу. Благодаря матери, которая с детства прививала ему здоровые привычки, здоровее нутра, чем у Чарли, во всем братстве было не сыскать. Так, по крайней мере, ему казалось.

Он попытался вспомнить, как Айрин пережевывала пищу в ресторане у латинос. Нет, его память этого не сохранила. Он помнил ее чудесную кожу и глубокий грудной голос. Ее зубы — крепкие, белые — были прекрасны. Самая прекрасная черта после глаз. Здоровые розовые десны также не давали повода для беспокойства. По идее, она должна была жевать этими зубами всю свою жизнь, так что нутро у нее, вероятно, тоже здоровое.