Четверо легендарных - страница 25

стр.

И вот сейчас Фабрициус должен прибыть в расположение бригады. Но все нет и нет Железного Мартына.

Железный Мартын… Впервые еще в детстве назвал его так отец…

В то утро Ян, как всегда, направился к голубятне — взмыли в небо два белокрылых красавца турмана. Ян, не отрывая глаз, следил за полетом своих любимцев. И не заметил, как появился Бер, хозяин всего, что окружало Яна: и реки, и леса, и дома, в котором он родился.

С этим Ян уже свыкся, но вот, что у него нет права гонять турманов, он еще не знал. А может, Бера просто раздражал его нарушавший тишину свист?

Так или иначе, он взмахнул хлыстом, и жгучая боль обожгла щеку Яна. Не помня себя от гнева и обиды, Ян схватил подвернувшийся под руку камень и швырнул его в помещика. Бер увернулся. И все-таки сердце Яна замерло: что сделает теперь этот человек с ними?

К счастью, отцу удалось уговорить помещика простить мальчишку: он обещал Беру наказать Яна.

Для отца поступок сына был непонятным, ужасающим. Он всю жизнь покорно переносил лишения, не протестуя, не возмущаясь, — так уж на роду написано. И вдруг в его семье эдакий Железный Мартын объявился.

В Латвии всякий знает сказку о сыне кузнеца Мартыне — историю о выкованном из железа мальчике, который стал защитником бедняков. Его сердце не знало страха, а меч — поражений.

Пожалуй, в другое время Яну пришлось бы по душе это имя. Но тогда ему было не до того. Он боялся, что слова отца сбудутся и им в самом деле «придется по миру идти». Отцовские страхи улеглись, а вот второе имя осталось — стало подпольной кличкой Яна Фабрициуса.

Железный Мартын был хорошо известен латышским стрелкам. Кое-кто из командиров знал его еще по окопам империалистической войны. А кто не знал лично — не раз слышал о мужестве, энергии и находчивости Фабрициуса. И все-таки не верилось стрелкам, что он сможет что-то изменить. Поредевшей в недавних боях бригаде в первую очередь нужны подкрепления. А на это рассчитывать не приходилось.

Фабрициус появился в ту минуту, когда его меньше всего ждали. Поздоровался и, оглядев командиров, строго сказал:

— Я вас не узнаю, товарищи. Что за вид? Какой пример вы подаете бойцам? Стыдитесь!..

Пока командиры торопливо приводили себя в порядок, он не проронил ни слова. Только внимательно смотрел на усталые лица. Измучились люди. Кажется, постарели за эти дни. Но именно поэтому распущенность вдвойне недопустима. Где разгильдяйство — там и неверие в победу. А без этого успеха не жди. И хоть комиссар чувствовал, как тяжело сейчас на душе у командиров, он был суров.

— Может быть, вы не знаете, что в рижских тюрьмах томятся наши братья? Может, не слышали, что дула английского крейсера, стоящего на Даугаве, направлены на рабочие кварталы? Нас ждут как спасителей, а мы застряли здесь, у «ворот» Риги, в одном переходе от города. Почему?

Командиры молчали. Что они могли ответить на горький упрек, звучавший в словах комиссара? Но ответить было нужно. И прежде всего комбригу.

— У нас большие потери. А у противника… Против каждого стрелка десять-пятнадцать солдат. И потом эти укрепления… Три раза пытались…

— И совершили ошибку, — подхватил комиссар. — Сами посудите. У противника численный перевес, к тому же сидят немцы под бетонированными или железными колпаками. Все траншеи оплетены колючей проволокой. Никакие лобовые атаки им не страшны.

И военный комиссар подробно изложил свой план.

Обойти с тыла позиции врага, чтоб по-настоящему ударить с двух сторон, сил у латышских стрелков не хватит. Но два небольших отряда в обход вражеских укреплений послать можно. И чем больше они поднимут шума — тем скорее поверят немцы, что оказались в окружении…

Командиры разошлись по своим частям. Ушел и Фабрициус.

К ночи небо затянуло тучами — повалил снег. С каждой минутой снегопад усиливался, и скоро уже в двух шагах ничего нельзя было разобрать.

«Только бы подольше шел снег, — думал Фабрициус. — Две роты, посланные в обход укреплений врага, уже близки к цели. Им придется штурмовать крепость с наиболее опасной стороны: там, на подступах к укреплениям, немцы вырубили >все деревья — можно держать под прицельным огнем всех, кто вздумает подобраться к позициям. Но при такой снежной круговерти прицельного огня не будет…»