Четыре Ступени (СИ) - страница 47

стр.

Родители немало были поражены переменами, столь быстро случившимися в дочери. Сначала они жалели её. Первое время Светлане приходилось нелегко. Все вечера она горбилась над книгами, над конспектами для уроков, над тетрадями. Родители ходили на цыпочках. Светланка занимается. У неё важная, очень ответственная работа. Важная работа, с их точки зрения не только была важна обществу, она отвлекала дочь от неудач в личной жизни, от разных неразрешимых проблем. Потом у Аркадия Сергеевича и Ангелины Петровны вместо жалости начало расти изумление. Ласковая раньше девочка на глазах превращалась в слишком уж уравновешенного, ненормально уравновешенного человека. Когда потребовалось, она бестрепетно сходила в ЗАГС, развелась с мужем. Вернувшись, равнодушно обмолвилась:

- Поздравьте меня. Я теперь совершенно свободный человек.

Родители, ожидавшие слёз или мрачной замкнутости, ну, хоть какого-то проявления чувств, встревожено переглянулись.

- А как Алексей? Не уговаривал тебя вернуться? - спросил Аркадий Сергеевич. Он был готов ретироваться в любую минуту. Но почему бы не сделать попытку поточнее узнать, что происходит в душе любимой дочки. Слишком уж замкнутой она становилась. Всё больше отмалчивалась. Это было непривычным. Раньше она делилась почти всем. Придя домой из школы, из института, пересказывала события, комментировала их. Теперь предпочитала коротко и неопределённо отговариваться, замолкать надолго.

- Алексей? - с искренним удивлением посмотрела на отца Светлана. - Почему он должен был меня уговаривать. Его на улице в машине другая женщина ждала.

- Уже? Так быстро? - растерялась Ангелина Петровна.

- Мамочка! Милая моя! - без всякого выражения проговорила Светлана. - Неужели ты ещё не поняла, что он женился на мне по недоразумению. Он ведь меня не любит. И никогда не любил.

- Как не любил?

- Ну, ошибся человек. С кем не бывает? - Светлана пожала плечами и отправилась к себе в комнату, уйдя, таким образом, от неприятного разговора.

Кое-чего её родители понять не могли. Разве можно было не любить добрую, славную, отзывчивую их девочку? Только плохому человеку не разглядеть чистоту её души. Светлана грустно усмехалась про себя. Не была она доброй, славной, чистой. Да и родители… Вот как можно прожить большую часть жизни и остаться столь слепыми, наивными? По-детски наивными. В большом мире любимыми, уважаемыми становились подчас не за чистоту, доброту, отзывчивость. За какие-то другие качества. За какие именно, Светлана пока не сумела понять. Сама потребность это понять исчезла куда-то.

Нужно было жить дальше. И она жила. Спала, ела, работала, книги читала, отстранённо мечтала потихоньку, мысленно представляя себе иное бытие, иных людей рядом с собой. Денег в семье не хватало. Она начала давать частные уроки. Это было полезно со всех сторон, не только с материальной. Дневное время расписано по минутам, некогда размышлять о несправедливостях судьбы, некогда биться головой о стену, сознавая себя неудачницей, некогда остановиться и поболтать то с одной, то с другой бывшей одноклассницей, гулявшими во дворе с колясками. Сил на зависть к другим, на жалость к себе не оставалось. К ночи наваливалась свинцовая усталость. Светлана падала в постель и засыпала. Спала, словно проваливаясь в глухую черноту, без сновидений, без существовавших ранее ночных страхов и радостей. Утром вставала по будильнику не совсем отдохнувшая, с мутной, тяжёлой головой. Бежала скорее в душ, после коего наконец чувствовала себя относительно проснувшейся, свежей, чистой и готовой прожить очередной день по жёстко составленному графику. Иногда мелькала мысль, что ровесники живут как-то иначе. Допустим, бегают друг к другу в гости, посещают дискотеки, веселятся в компаниях, влюбляются, сходятся и расходятся, рожают детей. В глубине души начинал точить червячок, дескать, бездарно проходят лучшие дни. Светлана мужественно отмахивалась от подобных мыслей, усилием воли давила сосущего душу червячка.

К началу мая она выдохлась. Начала считать оставшиеся до конца учебного года дни. И радовалась тому, что коллеги выдохлись значительно раньше. Даже завуч Галина Ивановна с середины третьей четверти изредка роняла: “Скорей бы каникулы”. Математичка Танечка Шергунова, любимица педколлектива, счастливая жена и мать, громко и жалобно стонала в учительской при случае: “Боже, когда этот год закончится? Я устала, устала…”. Её жалели, старались поддержать. С ней вместе иногда стонали в унисон. Одна Панкратова, слыша подобные разговоры, фыркала: