Чистая сила - страница 7

Было, несмотря на вечер, еще светло, и я отправился пройтись. Не знаю, почему я не пошел к морю: все первым делом идут к морю, и это естественно, а я просто стал бродить по аллеям. Я обошел, наверное, весь парк и возвращался к себе, когда меня окликнули:

— Не уточнишь, который час?

Я обернулся. Из-за кустов, в этом месте редких, с правой стороны аллеи на меня смотрел молодой человек лет тридцати, в ярко-красной рубашке, с аккуратно причесанными светлыми, даже белесыми волосами; волосы, казалось, лежали один к одному, словно каждый вытягивали и укладывали отдельно.

— Что? — сказал я от неожиданности резко.

— Не уточнишь? — повторил он, но теперь не так уверенно. — Время, а?

— Не ношу часов, — отвечал я и показал ему левую руку.

— Понятно. — Он коротко кивнул и вышел, с осторожностью раздвигая кусты, ко мне на аллею. Когда он вышел, я увидел на его руке часы с металлическим браслетом.

— Что, не идут?

— Почему не идут? — он приставил циферблат к уху, потом резко встряхнул кистью и приставил опять. — Очень даже идут.

— А почему спрашиваешь?

— Я? — не понял он сперва, но потом ответил серьезно: — Могут отставать, знаешь.

Я было уже хотел идти, но он остановил меня:

— Сегодня только приехал?

— Сегодня, а что?

— Ничего, — он повел плечами, — так. К слову… — и вдруг быстро протянул ко мне руку. — Петр… Коробкин. — Говоря «Коробкин», он посмотрел на меня так, будто бы я мог в чем-то усомниться.

— Александр, — представился я, отвечая на его довольно вялое пожатие.

Он спросил, где я остановился, и предложил проводить меня.

Разузнав кое-что обо мне, как я понял, только для того чтобы начать свое, заговорил так:

— Тоска, знаешь. Все говорят: курорт, курорт. А посмотришь, так и смотреть не захочешь. Жизнь течет, понимаешь, быстро, а толку? Я вот тебя спрашиваю — толк-то в чем?

Я ничего не понял, не ответил, а только пожал плечами.

— Вот видишь! — вяло обрадовался он и продолжал: — Я, должен сказать тебе без хвастовства, человек не простой, можно сказать даже, что со своими твердыми… — здесь он перебил сам себя и внезапно спросил, не женат ли я. Я отвечал отрицательно. — А-а, — протянул он, — тогда тебе не понять. Вот все пишут про женщин… а я не вижу… Я ей говорю: «Не в том суть, чтобы человек на аренах блистал, а в том, чтобы внутренне ощущал…» А она мне: «Вот в свободное время и ощущай сколько хочешь». Разве докажешь!

— Да кто спрашивает?

— Как кто? — удивился он. — Я же тебе говорю, что жена с родней своей. А родня, видишь ли, не простая, отец, — он поднял глаза к небу, — короче, еще тот… Говорит: «живи прилично». А я разве не прилично? Вот ты мне скажи: кто выше — инженер, к примеру, начальник цеха или спортсмен, к примеру, международного класса?

Я опять ничего не понял и опять не отвечал. Мы подошли уже к моему корпусу, и Коробкин говорил, держась рукой за стойку крыльца, тогда как я стоял уже на второй ступеньке.

— Нет, ты скажи, — настаивал он.

— А ты что — спортсмен? — спросил я вместо ответа.

— Я? Да ты что?.. — он ухватился за стойку и другой рукой. — Я артист, — и быстро добавил: — цирка.

— А в каком… — начал я, но он перебил:

— Оригинальный жанр. Но разве в этом дело! А если я не хочу. Ты понимаешь? Если у меня принципы другие! Ты про Бенвенуто Челлини слыхал?

Я помнил только, что был такой, кажется, ювелир, не то в прошлом, не то в позапрошлом веке, не то — и еще раньше; я кивнул утвердительно.

— Ну вот, — он ткнул себя пальцем в грудь, — можешь себе представить, что я современный он? Ну — можешь?

— Не знаю, — с некоторой невнятностью произнес я.

— Не знаешь, — он усмехнулся криво и вздохнул. — Вот и они не знают, внутренней сути не могут, понимаешь, разгадать.

— В чем?

— В чем, в чем… Они говорят: у тебя специальность, и хоть мы не хотели (они не хотели-то дочку выдавать), но раз уж в цирке, так давай уж в цирке — дело, во всяком случае. А ювелир, говорят, это еще вилами на воде, и вообще сомнительно. Да, здесь еще и не так сомнительно станет. Значит, по-твоему, Бенвенуто Челлини — это так, а на арене это, значит, дело? А у меня руки… Я тонкость руками чувствую. И потом, я себя воспитываю, привычки, например, культивирую.