Что немцу хорошо, то русскому смерть [СИ] - страница 6

Мне он не нравится.

Нет, не правда. Он мне как раз так нравится, что у меня, как говорит мама про подобные ситуации, «аж в зобу дыханье сперло». Но при этом он настолько чужероден, настолько не из моей жизни, настолько далек от всего того, чем она обычно наполнена, настолько недостижим, что вызывает лишь жестокое раздражение. А потому спрашиваю голосом таким противным, что потом самой будет стыдно:

— Я вам могу чем-то помочь?

— Да это вроде я вам помог.

Голос низкий, вполне подходящий такой махине. Это меня злит ещё больше. Нет чтоб писклей какой оказался. Или бы хоть пришепетывал…

— Спасибо, — шиплю я.

— Кондрат, оставь девушку в покое.

Это на нас обращает свое внимание один из тех, с кем он пришел: длинноволосый, весь в наколках. Имидж и прикид такой, словно ему лет двадцать, а башка с сединой и глаза усталые. Нехорошие глаза. Не хотела бы встать на пути у человека с такими глазами.

А вот и третий подключается:

— Ты бы, Федя, совесть-то имел. Мы тут сидим — уж все глаза сломали, а ты вместо того чтобы помочь, вокруг девиц каких-то непонятных увиваешься.

Значит я — «какая-то непонятная». Вот ведь! Засранец! Волосенки блондинистые («Крашеные», — решаю я мстительно), физиономия гладкая, смазливая. Улыбка гаденькая. Тьфу!

Торопливо рассовываю принесенные здоровяком листы и иду к Марье Петровне — оформить сдачу папок назад в архив.

Сидит. Губки как куриная гузка. Поджаты презрительно. Не любит она меня. Впрочем, я не знаю ни одного человека, который у нее вызывал бы положительные эмоции. Заполняю формуляры, а потом, демонстративно не глядя на троицу в углу, ухожу прочь. Ничего! Скоро конец моему рабочему дню, а там майские. Погода отличная. Мы с моими друзьями договорились ехать на дачу. У родителей одного из них ещё с советских времен есть шестисоточный участочек с домиком шесть на шесть и отдельно стоящей кухонькой. Участок у них крайний. За забором — большое бесхозное поле. И это для нас очень удобно.

Толпа к Сашке обычно собирается немаленькая. Человек двадцать. Приезжаем с палатками. Ставим их как раз на том поле, что за забором его дачи. Вроде и родителям его не очень мешаем, а вроде и цивилизация рядом — электричество, плита, чтобы пожрать приготовить, летний душ, туалет «типа сортир». Ничего нового меня не ждет. Готовка на огромную толпу вместе с парой других девчонок. Потом вечер у костерка, под гитару. Охота за майскими жуками, которые станут слетаться на огонь. Потом ночь в палатке. У меня она старенькая, маленькая, но зато отдельная. Никто не будет пихаться под боком и сопеть в ухо.

Сижу за своим рабочим столом и мечтаю. Мыслями я уже давно там, на поляне возле Сашкиной дачи, а потому не сразу реагирую на то, что начинает происходить в моей рабочей комнате. Настолько, что шефу, который, видно, уже давно торчит в дверях, приходится гаркнуть уже в полный голос:

— Анна Фридриховна!!!

— А?

— Бе!.. — необидно дразнит он и манит за собой.

Выхожу в коридор и нос к носу сталкиваюсь с той самой троицей, что давеча сидела в архиве. Мой шеф вокруг них так и вьется. Такая реакция у него бывает только по одному поводу: если появляется возможность получить немного денег. Мы уже давно поставили на поток самые разнообразные услуги: платные консультации, справки, выписки, составление генеалогических древ для озабоченных свой «породистостью» граждан. Когда наших специалистов приглашают для интервью на телевидение или в газету, то это тоже только за деньги. А что делать? Рыночная экономика… Как потопаешь, так и полопаешь.

Троица смотрит на меня подозрительно. А шеф просто-таки соловьем заливается:

— Анна Фридриховна у нас — ведущий специалист в интересующей вас области. Ее консультация будет стоит недешево, конечно (Конечно!!!), но зато она вам сможет дать все, что вас интересует…

— Спасибо, — тот, что в наколках, перебивает шефа вежливо, но твердо. — Где мы могли бы побеседовать? Так, чтобы мы никому не помешали?

Талантливо формулирует! Не грубо: чтобы НАМ никто не помешал, а с максимальной вежливостью: чтобы МЫ никому не помешали. Дипломат, однако…

Шеф выхватывает здоровенную связку ключей, торопливо перебирает их, а потом отмыкает одну из дверей по соседству. Здесь никто не сидит. Наш отдел уже давно не так многолюден, как при советской власти… Часть помещений сдается разным мелким конторам, но свободные комнаты все равно всегда есть. Заходим. Шеф ещё какое-то время вертится рядом, а потом оставляет нас наедине. Молчим. Тот, который миловидный блондинчик, заговаривает первым: