Что скрывают тени… - страница 6
— Илюшенька. Кровиночка ты моя… — прошептала и перекрестила фотографию сына.
Нехорошо сегодня на сердце, тревожно так. И воспоминания снова душу растеребили. Поздно уже, нужно спать укладываться…
За окном залился лаем Трезор. Наверное, кто-то прошел за забором. Сейчас умолкнет. Пес не затихал, надрывался. Бабушка Лида с трудом поднялась на ноги, проковыляла к двери, распахнула. Близоруко вгляделась в темноту, освещенную только светом из дома соседей. Возле калитки застыла темная фигура, ссутулившаяся, долговязая.
— Эй, кто там? — надтреснуто крикнула, хватаясь за дверной косяк.
Неужто лихой человек? Но она уже ничего в этой жизни не боялась, потому продолжала стоять неподвижно, все так же вглядываясь в неясные очертания. Огромная дворняга чуть ли не срывалась с толстой цепи, заливаясь лаем.
— Уймись, Трезор, — прикрикнула на собаку.
Мимо проехала машина, осветив фарами странного пришельца. Что-то в посадке головы, в выражении лица заставило сердце болезненно сжаться. Грудь сдавило так, что несколько томительных секунд баба Лида и вздохнуть не могла. Потом вскинула руку вперед, на негнущихся ногах прошла по крыльцу:
— Илюшенька, сыночек, ты?
Он сорвался с места, подбежал, успев подхватить на руки оседающее тело.
— Мама… Прости, больше некуда идти было, — голос совсем чужой, хриплый, отрывистый. — Переночую, потом уйду…
— Не пущу больше, — сказала неожиданно сильно, звонко, прижала к груди почти лысую, с колючим ежиком голову. — Мальчик мой, вернулся…
Она чувствовала, как под ее рукой дрожат его плечи, из горла вырываются мучительные, тяжелые, звериные рыдания. Сколько же ему пришлось пережить. Он совсем чужой, одичавший, отчаявшийся… Но где-то в глубине души он все тот же мальчик, так бурно радовавшийся каждому новому дню, всегда бежавший к ней за помощью и защитой. Пока хватит сил, она поддержит и защитит его и теперь.
Все течет, все меняется в этом мире. Неизменно и вечно одно — материнское сердце, материнская любовь…
Зависть
В нос ударил едкий чесночный запах, смешанный с ароматами давно нестиранной одежды и пота. Маргарет с трудом удержала желание зажать пальцами нос или поднести к нему сбрызнутый дорогой туалетной водой кружевной платочек. Побоялась — вдруг Бетси обидится. Кто ее знает, что может сделать. С этого исчадия ада станется и порчу навести. Маргарет вспомнила, как тетка когда-то отчитала чернокожую рабыню за лень, причем заслуженно. И что же? Уже на следующий день на самом кончике носа несдержанной на язык тети Пэм выросла огромная бородавка. И свести ее стоило огромных трудов.
Все тотчас не преминули сложить дважды два, тем более, что подобные совпадения случались слишком часто. И почему Бетси еще терпели в доме? Наверное, боялись возможных напастей в случае, если решат продать или высечь кнутом. Но как бы то ни было, в особых случаях услуги рабыни оказывались незаменимы. Когда с кем-то из домашних случалась хворь или нужно было совет получить в трудных случаях, — тотчас вызывали Бетси.
Сама Маргарет ни разу к ней не обращалась — боялась угрюмую чернокожую женщину до дрожи в коленках. Но вот сейчас решилась — иного выхода нет. Примостившись на краешке резного стула из красного дерева, Маргарет старалась не дышать, чувствуя подступающую к горлу дурноту. Невольно избегала малейшего соприкосновения с сидящей рядом с ней рабыней. Даже кончиком платья не хотела ее касаться, словно боялась заразиться неведомой хворью.
В то же время украдкой исподтишка разглядывала — коричневая шуршащая при малейшем движении юбка покрыта пятнами неизвестного происхождения, фартук неопределенного цвета, когда-то вероятно бывший белым, бесформенная блуза, платок, скрывающий волосы. Лицо грубое, с огромными губами и раздувающимися широкими ноздрями. Глаза навыкате, от их взгляда мороз по коже пробегал. Хорошо, что сейчас Бетси смотрела на разложенные на низеньком столике карты, а не на Маргарет.
— Ну? — в нетерпении спросила Маргарет, обратив внимание на расклад. — Что ты видишь?
— Нетерпеливая вы барышня, — после продолжительного молчания глухой, словно неживой голос раздался так резко, что Маргарет невольно вздрогнула. — Карты спешки не любят. В общем, ничего утешительного сказать не могу. Ну, никак этот мужчина с вами не стыкуется.