Что слышно насчет войны? - страница 7
Тут в ателье вошли Жаклина с мадам Андре и помешали хозяйке ответить. Но все было понятно и без слов — так выразительно она взглянула на мужа и скрылась на кухне. Обе швеи атаковали меня вопросительными взглядами, но я только помотал головой.
В мадам Саре всего полтора метра росту, и я в жизни своей не знавал другой женщины, которая сохранила бы такую верткость и проворность в таком возрасте, как, впрочем, не знавал никого, кто мог бы сказать, сколько ей лет.
Она приходит в ателье каждый месяц продавать мыло и свечи, и, когда видишь ее серые глазки и тусклые волосы, кое-как прикрытые платком, одним и тем же зимой и летом, обшарпанный чемоданчик, в котором сложен ее товар, начинаешь поневоле сомневаться, вправду ли кончилась война.
В районе улицы Тюрен, то есть на ней самой и на всех прилегающих улочках, где целый день стоит стрекот швейных машинок, мадам Сару знают все.
Ее муж до войны был шамесом[7] в маленькой синагоге на улице Розье. Он исполнял свои обязанности вплоть до июля сорок второго года и неукоснительно отпирал по утрам синагогу.
Мадам Сара уговаривала его снять долгополый кафтан и сбрить бороду: «Лучше еврей без бороды, чем борода без еврея!»
Но он упрямо полагался на произволение Господне, пока однажды утром, по совсем другому произволению, его не схватили и не отправили в Дранси, прямо так, со связкой ключей от синагоги в кармане.
Первое время мадам Сара заходила к нам только из-за свечно-мыльных коммерческих интересов да еще попить на кухне чайку с мадам Леей. Но с некоторых пор она взяла на себя обязанности традиционной свахи. Она частенько бывала во всех окрестных ателье и видела там множество свободных от супружества людей, а освободила их та эпидемия, что разразилась среди евреев, когда их всех заставили пришивать на грудь желтые звезды. Но эти свободные люди, как правило, еще надеялись и ждали, а вместе с ними выжидала мадам Сара, которая решила посвятить себя устройству их судьбы.
Списки кандидатов она держала во внутреннем кармане своего чемоданчика. Там у нее лежали два перехваченных резинкой конверта. В одном хранилось несколько карточек, на которых были указаны имена, возраст и ремесло тех, кто подумывал, что в браке им жилось бы легче, на некоторых даже были приклеены фотографии. В другом же — один-единственный листок с длинным списком. Как-то раз я, с разрешения мадам Сары, полюбопытствовал заглянуть в него и, к своему удивлению, нашел в нем имена Шарля и Мориса.
Тогда я понял, что сюда она записывает тех, кого сама считает перспективными. Мне захотелось чуточку ее поддеть, и я сказал:
— Ваш список женихов и невест пахнет мылом, мадам Сара.
И это была истинная правда.
— А что, вам больше нравилось, когда женихами и невестами пахло мыло, мсье Леон? — спросила она.
В кои-то веки я не нашелся, что ответить, потому что всякий в ателье вам скажет, никто у нас, и даже я, не позволит себе пошутить на мыльную тему. Поэтому я просто вернул мадам Саре листок и снова взялся за утюг.
Вообще говоря, мадам Сару чаще звали Здрасьте-Здрасьте: похоже, она только это и могла сказать по-французски. И каждый раз, переступая порог, здоровалась два раза подряд, а уж дальше разговор шел на идише. Но понимать по-французски она кое-что понимала, во всяком случае, могла понять мадам Андре, которая не владела идишем, когда та по доброте душевной покупала у нее мыло, хоть оно было ничуть не дешевле и не лучше, чем любое другое.
Однажды, напившись чаю у мадам Леи, она набралась духу и заговорила с Абрамовичем о девушках из прекрасных семей, которые к тому же «никогда и никого до себя не допускали».
Сказать, что девушка «кого-то до себя допустила», мадам Сара могла бы только о совсем уж пропащей.
Но до публики, о которой она заикнулась перед Морисом, ей явно было не дотянуться. Ей, привыкшей к пустому чаю, нечего было туда и соваться — не по чину. Каждому свое: кто работает в ателье готового платья, а кто — в доме моделей. О чем бы ни говорила мадам Сара, сам ее вид: платок, тусклые глаза — все напоминало о войне.
В другой раз мадам Сара просто положила несколько карточек около машинки Шарля и стала молча ждать.