Что тебя ожидает после смерти - страница 13

жизнь, нас соединяя полностью и окончательно с Ним; и это возвращение к жизни, это — для св. Павла и есть бессмертие. Платон и другие? Я их не знаю! мог бы заключить Апостол.

У него есть однако опыт рая (2 Кор 12:4). Но он за него не держится. То, что он хочет, это, на небе, в этом «царстве Yahweh», которое должно полностью осуществить Парусия — «новые небеса и новая земля», восстановленная духовность и преображенная телесность — следовательно в «грядущем мире», в ожидаемом aïôn’е, обладать полной, настоящей, реальной, жизнью, проявленной психосоматически. Это не для бессмертия философов, но "чтобы быть облачённым" в славное тело, именно «для этого Бог нас образовал»; именно для этого Он нас возродил, дал возможность достигать (здесь в этом мире, начинательно) жизни новой и Свыше (anôthen, Ин 3:3). Именно для этого Он нам дал начатки животворящего Духа (1 Кор 15:45; 2 Кор 5:5). Вот почему мы обладаем, отныне и впредь, «в качестве залога Духом святым в наших сердцах» (2 Кор 1:22). Именно через этот последний воскресший Христос выполняет роль, в первом Послании к Коринфянам, Духа животворящего, противопоставленную роли первого Адама, простой «души, получающей жизнь». И, при его Воскресении, Второй Адам оказался облечённым в духовное тело: именно в силу этого Он есть наш залог (2 Кор 5:5). Вот почему Павел, что бы ни случилось, близка ли Парусия или задерживается, принимает со спокойной уверенностью, всегда и при всяком положении дел, то, что Бог ему даст. Он здесь резюмирует свою мысль в двух соображениях:

1 °) Если он хранит смелость и мужество при любых обстоятельствах (2 Кор 5:6), то именно потомучто, живя здесь «в теле», мы остаёмся далеко от Христа, так как мы здесь действуем или "идем" согласно тому, чему мы верим, а не тому, что мы видим, согласно "временным реальностям" из 2 Кор 4:18; эта жизнь земная не имеет следовательно ничего, что могло бы воодушевить Апостола.

2 °) Но, в равной степени, параллелью своеобразного красноречия, Павел, которое соглашается остаться здесь в этом мире, чего бы это не стоило, чтобы нравиться Богу, присоединяясь к Его воле, «будет стараться также быть угодным Богу, оставляя это тело» (2 Кор 5:9), второй термин упомянутой сейчас дилеммы, и видимо не более привлекательный, что первый: давайте смиримся, таким образом, может изложиться вкратце мысль Апостола. Почему? Потому что Schéôl, смерть до Парусии, это — состояние "отделенной" души, "наготы", а Павел за это не держится ничуть! В последней инстанции, то, что имеет значение в его глазах, это, ввиду окончательной судьбы, неопровержимой оплаты (komisêtaï) "предстать", юридически переводит Crampon, более буквально и точно быть проявленными, выставленными на свет, освещёнными изнутри до того, чтобы стать просвечиваемыми (phanerôthênaï) перед судилищем Христа (2 Кор 5:10); и, поскольку Новый Завет видит в частном суде только начало и открытие будущей жизни, мы находимся перед этой метафорой, отныне отосланной к великому Суду Мессии, возвратившемуся cum gloria judicare vivos и mortuos (со славою судить живых и мёртвых).

Мы видели, что, являясь результатом бесплотного состояния, невозмутимость свойственна как для "злых", так и для "добрых". Мы не перевозимые, сидящие в лодке Платона, не заключенные в их тюрьме. Психосоматический комплекс — более плотный, более жизненно сотканный. Edward Ingram Watkin, мирянин, обращенный из Англиканизма, пишет в The Catholic Centre (Нью–Йорк, 1945): «По всей видимости, научные исследования нашего времени обнаружили или сделали вероятными причины человеческого поведения, до настоящего времени неизвестные. Причины материальные и психологического порядка. Хотя можно найти некоторое преувеличение в психоаналитических теориях, и их немало, нельзя отвергнуть все результаты, приобретенные этой новой отраслью психологии. Подсознательные инстинкты, возможно животного, и разумеется иррационального и аморального характера, несомненно определяют, как было обнаружено, бОльшую часть нашего поведения, которое как считали до настоящего времени внушенным рациональными и моральными движущими силами; и эти движущие силы в реальности оказываются являющимися часто только рационализациями постфактум истинных мотивов. С другой стороны, такая чисто физическая причина, как секреции эндокринных желез (гормоны) играет важную роль в определении темперамента, и, следовательно, в выработке поведения, которое из этого следует. Когда специализированные врачи лечат подобающим образом соответствующие железы которые, можно из опыта значительно изменить не фундаментальную мораль пациента, радикальный и глубокий выбор его воли — единственный, который имеет значение для суда Божия — но важные моральные характеристики, вызванные темпераментом. Также, во многих случаях, где наши отцы видели в поведении индивида попросту свободную игру воли, ее хороший или плохой выбор, мы должны сегодня допустить, что действовали причины, делающие его поведение более или менее чуждым моральной сфере. В конце концов, Католики прежних времён не ощущали никакой трудности в том, чтобы допускать доктрину четырех жидкостей, согласно которой кровь, лимфа (флегма), жёлтая желчь и чёрная желчь определяли четыре главных типа темперамента и, следовательно, поведения, доктрина не менее материалистическая, что современная доктрина железистых секреций. Таким образом, факторы физические или психофизические могут ограничивать, изменять или искажать выражение природной воли… Поведение, вызванное причинами жизненными, физиологическими или психофизиологическими, темпераментом, инстинктами, железистыми секрециями, и т. д.. принадлежит поверхностной зоне поведения. Но именно из самых внутренних глубин души происходят фундаментальные решения морального порядка; и там господствуют идеальные факторы, разум, моральные принципы, идея и идеал. Поэтому любая подлинная реформа характера, и особенно действие благодати, которое начинается в этих центральных пучинах, где Бог пребывает тайно, идет изнутри кнаружи, затрагивая в самую последнюю очередь, как это заметил покойный P. Rickaby, темперамент и поведение в их поверхностных зонах, которые сами определяются факторами психологическими, психофизическими и жизненными. Поэтому человек мог бы действительно и искренне хотеть исполнить в его жизни волю Бога, в то время как внешнее поведение — темперамент холерический, нетерпеливый, мелочный, тщеславный — не кажется почти еще совсем этим затронутым. Эти дефекты были бы вылечены быстрее психоаналитическим лечением или лечением гормонов. Но как раз эти более поверхностные черты характера, эти самые внешние элементы поведения, вот то, что в социальных контактах, появляется и проявляется быстрее всего и легче всего. Кто не обладает и не принимает глубокой интуиции того, чем является религия, оценит моральную ценность человека согласно этим внешним чертам, которые его делают социально приятным или тягостным. Его наиболее внутренним состоянием не будут интересоваться. И тот, кто сам относится к религии только поверхностно, готовится обнаружить, вначале и главным образом, доказательства настоящей религии в этой периферийной зоне, где фактически она проявляется медленнее всего и менее всего. Итак, то, что имеет значение после смерти, это не "персонаж ", которого изобразили, на основании его темперамента, его инстинктов, всех этих материальных или полуматериальных факторов, которые смерть выметает, но истинный человек, скрытый под этой оболочкой» (стр. 90–93).