Что вспомню - страница 4

К слову сказать, внешне ничто в папе не выдавало его крестьянское происхождение. Обычный городской интеллигентный вид. Только на фотографиях начала 20-х годов – красавец-парубок по моде того времени в вышитой сорочке и в бараньей шапке, но не из простых, а «вышедший в люди» и знающий себе цену.

Папа очень следил за политическими событиями. Газеты он читал почти от корки до корки, в порядке поступления, времени не хватало, и они накапливались большими стопками. Читал он критически, зная им цену и выискивая в потоках лжи и пропаганды намёки на реальную информацию. Мне кажется, так стало принятым читать уже в гораздо более позднее время.

В заключение маленькая забавная черта – отец совершенно не переносил спиртного. Даже выпить рюмку вина было для него большим испытанием. А так как в наших местах при любом застолье на стол выставлялся самогон, ему тоже приходилось отдавать дань обычаю, он пригубливал рюмку, чуть отпивал, а потом весь кривился и долго откашливался.

Мне кажется, что папа внушал любовь всем, сколько-нибудь с ним знакомым. Во всяком случае, многократно уже после его смерти, когда разговор заходил о нём, мне случалось слышать что-нибудь вроде: «Какой это был человек!»

Мама была человеком с другим характером – сильным и бурным. У человека, особенно женщины, с таким характером он и запоминается в первую очередь, и с него начинаешь. В отличие от папы, мама любила распоряжаться, во всём настоять на своём, могла под горячую руку накричать на человека. Понятно, что хозяйкой в доме была она. Но при этом, в отличие от многих семей с подобным раскладом, которые мне приходилось видеть впоследствии, она любила и глубоко уважала папу и никогда не позволила бы себе не посчитаться с ним, сделать что-то такое, что бы его обидело или по-серьёзному было для него неприятно. И, хотя не обходилось без мелких стычек, они составляли дружную семью.

У родителей были приняты ласковые обращения друг к другу. Мама называла папу Ивасик, а он её – Мусинька. Я перенял это обращение и с детства привык так называть маму. Мне казалось, что это сокращение от «мамусинька».

Главной чертой моей мамы была совершенно непомерная любовь к единственному сыну – ко мне. Это бросалось в глаза каждому внимательному человеку. Помню, как была поражена одна из моих университетских приятельниц (Ира Бородина), когда мама приехала ко мне в гости: «Как она тебя любит!» Началось это, по-видимому, ещё до моего рождения и продолжалось всю мамину жизнь. Я был для неё центром Вселенной, и она действительно жила для меня.

Здесь скажу, что вообще на мою долю досталось много больше любви и заботы родных, чем приходится на среднего ребёнка. Думаю, это была редкостная доля. Если бы любовь и заботу можно было измерить и охарактеризовать количественно, я мог бы претендовать на место в Книге Гиннеса.

Папа тоже любил меня много больше, чем средний отец. Наверное, это не проявлялось так ярко, как у мамы, но я всё время чувствовал любовь их обоих. Как он всегда был добр, ласков, заботлив ко мне! И маленькая, но трогательная деталь. В 1947 году, вернувшись из Кисловодска после лечения, папа привёз мне в подарок стакан с надписью: «Миша! Люби жизнь, науку и труд. Папа». Хотелось бы этому следовать.

Носились со мной и бабушки с дедушкой, для которых я был единственным и неповторимым.

К стыду своему, я не сумел отплатить папе и маме своей любовью или хотя бы вниманием. Сколько я принёс им страданий! Некоторые из них были связаны с общим выбором жизненного пути, и тут уж ничего не поделаешь. Но тысячи раз случалось, что я просто не думал о них, забывал подать весть о себе, сказать доброе слово. Сейчас это не восстановишь. И это главный грех в моей жизни.

Рассказывая о моих родителях, нельзя не сказать об одной стороне их мировосприятия, по-видимому, объединяющей их с огромным большинством соотечественников и современников. Это – страх, всеобъемлющий и всеохватывающий страх перед монстром сталинского государства. Террор 30-х годов непосредственно не задел нашей семьи, но он прошёл так близко, что память о нём и страх перед ним остались в их душах навсегда. И как бы потом ни складывалась государственная политика, какие бы «оттепели» не наступали, они твёрдо знали, что за этими «оттепелями» могут мгновенно последовать «заморозки» и по улицам снова покатятся «шины чёрных марусь». И, конечно, больше всего боялись, чтобы этот монстр не раздавил их сына.