Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро - страница 18

— Амедей, ты настоящій другъ!

— А ты не вѣрилъ этому? Но пойдемъ. Становится темно. Но все-таки въ Митавѣ трудно прожить инкогнито…

Дѣйствитедьно, становидось темно, въ зеденоватомъ небѣ засвѣтидись звѣзды, и едва можно было различить лужи на дорогѣ. Каліостро, подождавъ, когда уйдутъ друзья, сталъ уходить тоже, какъ вдругъ ему показалось, что по дорогѣ мелышула сѣрая тѣнь. Будучи полонъ только-что слышаннаго разговора, графъ крикнулъ въ сумерки:

— Шарлотта! Анна-Шардотта!

Тѣнь остановилась. Каліостро быстро по лужамъ подошелъ къ ней; дѣйствительно, это была сестра Амедея. Она была въ сѣромъ плащѣ и вся дрожала.

— Отчего вы здѣсь, дитя мое, и въ такой часъ?

Желая преодолѣть волненіе, она отвѣтила, стуча зубами:

— Я могла бы задать тотъ же самый вопросъ вамъ, графъ.

— Мнѣ никто не можетъ задавать вопросовъ. Но вы вся дрожите, вамъ холодво… Куда вы идете?

— Туда! — отвѣтила дѣвушка тоскліво, протягивая руку впередъ.

— На кладбище?

Шарлотта кивнула головою.

— Зачѣмъ? Что за безуміе!

— Къ брату.

— Къ вашему брату Амедею?

— Нѣтъ, къ моему брату Ульриху!

Она отвѣчала монотонно и уныло, вродѣ ясновидящей, была совершенно непохожа на ту Лотту, что каталась съ горы въ дѣтской кучѣ, но Каліостро, успѣвшій нѣсколько привыкнуть къ характеру Анны-Шарлотты, уже не удивился этимъ перемѣнамъ. Между тѣмъ дѣвушка продолжала:

— Мой братъ Ульрихъ скончался прошлый годъ… О, ни одна душа не была мнѣ такъ близка, какъ его! Она и послѣ смерти имѣетъ постоянныя сношенія со мною. Я слышу его голосъ… чувствую его мысли, желанія!.. Это странное и сладкое блаженство. Учитель, не препятствуйте мнѣ.

Она продолжала лрожать и, казалось, сію минуту могла упасть. Каліостро взялъ се за руку.

— Развѣ вашъ братъ здѣсь похороненъ?

— Нѣтъ, онъ похороненъ въ Страсбургѣ, но онъ любилъ это мѣсто, и его душа охотно сюда прилетаетъ.

— Успокойтесь! Она уже здѣсь. Вы слышите?

Выплыла неполная и блѣдная луна, освѣтивъ лужи и колонны бесѣдки; тихій вѣтеръ качнулъ прутья березъ. Шарлотта закрыла глаза и склонилась на плечо Каліостро.

— Да, я слышу, я чувствую! Какъ хорошо! — шептала она.

Графъ повелъ ее домой, закрывъ отъ сырости полой своего плаща и поддерживая одной рукою. Она едва передвигала ноги и улыбалась какъ больная. Тѣни отъ голыхъ деревьевъ смутнымъ рисункомъ бродили по лицу и фигурѣ идущихъ.

— Учитель, не оставляйте меня! — сказала Шарлотта.

Каліостро, помолчавъ, отвѣтилъ:

— Скорѣе вы меня оставите, дитя мое, чѣмъ я васъ покину.

— Я васъ оставлю? Это можеть случиться, если вы оставите сами себя! — съ жаромъ прошептала Шарлотта и снова склонилась на его плечо.

Старуха Медемъ видимо была разстроена и невнимательно слушала Шарлотту. Та сидѣла на низенькомъ табуретѣ и пѣла, аккомпанируя себѣ на арфѣ. Казалось, дѣвушка похудѣла, хотя лицо ея не было меланхолическимъ, а освѣщалось скрытой, чуть теплившейся надеждой. ГІослѣдніе дни Анна-Шарлотта была особенно неровна, то молча сидя часами, то вдругъ прорываясь какой-то буйной радостью. Сегодня былъ день тихой, элегической грусти. И романсъ, который она пѣла, подходилъ къ ея настроенію. Въ немъ говорилось о разлученныхъ влюбленныхъ, которые одиноко повѣряютъ свои жалобы, одна — лѣснымъ деревьямъ, другой — морскимъ волиамъ, и арфа передавала то влюбленные стоны, то шумъ дубравы, то морской тихій прибой. Окончивъ пѣсню, дѣвушка не поднималась, а разсѣянно перебирала струны, словпо не желая, чгобы звуки улетѣли безслѣдно.

— Чьи это слтова, Лотта? Я что-то позабыла.

— Чьи это слова? — задумчиво повторила Шарлотта и поправила волосы.

— Да. Ты сама вѣрно не знаешь.

— Нѣтъ, я знаю очень хорошо.

— Чьи же?

Шарлотта улыбнулась.

— Имени этого поэта я не могу произносить въ вашемъ домѣ.

— Что за странное выраженіе «въ вашемъ домѣ»? Развѣ домъ твоихъ родителей, вмѣстѣ съ тѣмъ, не твой домъ, дитя мое?

— Копечно, такъ, но не я устанавливаю въ немъ разныя правила и запрещенія, я подчиняюсь и нисколько не выражаю неудовольствія.

— Можно подумать, что ты въ тюрьмѣ.

— Никто этого не подумаетъ, милая мама, и я не думаю.

Мать подошла къ Шарлоттѣ, все продолжавшей сидѣть на табуреткѣ, и прижала голову къ своей груди.