Чувашские легенды и сказки - страница 11

— Бог посильнее меня.

Заяц устремился к богу. Вот несется, вот торопится! Примчался, спрашивает:

— Боженька, боженька, много ли в тебе силы?

А бог в это время как раз только что печь истопил и угли кочергой выгребал. Не до зайца и его вопросов ему в ту минуту было.

Заяц свое:

— Боженька, боженька, сколько в тебе силы?

Бог опять молчит, знай жар из печи выгребает.

— Боженька, боженька… — опять было завел заяц.

Но богу, видать, надоели пустые заячьи вопросы, рассердился он и — кат! — ткнул раскаленной кочергой косого в нос. Кочерга угодила зайцу в губу и рассекла ее. После этого заяц — вышт! — выпрыгнул из божьего дома прямо через окно и дал стрекача. Однако старикашка-бог все же успел запустить ему вдогонку головешкой, и та головешка оттяпала-отожгла ему хвост.

Вот почему у зайца губа рассечена и хвост короткий.

Как-то, после теплого дождя, пошла старуха в лес за грибами. Ходила, ходила — ни одного гриба не нашла. «Не с пустыми же руками домой возвращаться, — подумала она. — Дай хоть хворосту наберу».

Начала собирать хворост, и набрела на охапку сухого валежника. Подняла ее, видит на земле большой уж кольцом свернулся, на голове рожки желтеют.

Старуха, не мешкая, сняла передник и разостлала его рядом с ужом. Тот заполз на передник, поизвивался на нем, а потом, оставив желтенькие рожки, уполз в кусты.

Старуха тут же завязала узелком передник с рожками и, довольная, побежала домой. Приходит домой, рассказывает сыну о своей находке.

— Чему ты радуешься? — спросил ее Мишук. — Какой в них прок?

— По молодости да по глупости ты еще не знаешь, что вместе с этими рожками нам в дом счастье привалило, — отвечает мать. — Они же не простые, а волшебные. Положи их в сусек с зерном — сколько потом не бери, хлеб убывать не станет, в кошелек сунешь рожки — в деньгах убыли не будет, сколько ни расходуй.

Решили они начать с денег. Достал Мишук кошелек, пересчитал деньги. Денег было немного, всего каких-то семь рублей.

Наутро пошел Мишук на базар. Походил по базару, к тому, другому приценяется, а тратить деньги не торопится: ну-ка истратишь, а они не восполнятся?! Потом приглядел себе сапоги со скрипом и — была не была! — отдал за них три рубля. Купил сапоги, отошел в сторонку, заглянул в кошелек, а там как было семь рублей, так и осталось.

На эти же семь рублей они и дом новый просторный построили, и амбар, и сарай, скотины всякой накупили. Одним словом, стали жить не хуже других деревенских богатеев. Мишук не только в праздники, а и по будням носил свои сапоги со скрипом. Парни-сверстники так прозвали его Мишук в сапогах.

Стукнуло Мишуку двадцать лет, пора жениться. Высватала ему мать дочь богатых родителей. Свадьбу справили честь по чести.

Люди дивились: откуда у бедной вдовы и ее сына взялось такое богатство. Но мать с сыном не то что чужим, своей невестке и то ничего про чудесные рожки не говорили!

Пришла зима, а зимой главное дело для девок и баб — пряденье. Села за пряжу и молодуха. Чтобы невестка напряла побольше, свекровь взяла да незаметно и сунула ей в кудель чудесные рожки. Невестка день прядет, второй, третий, а мочка кудели не только не кончается, а даже не убывает. «Вот беда-то, — думает молодуха. — Люди смеяться начнут: одну мочку за три дня осилить не могу». И когда на четвертый день свекровь затопила печь, а сама вышла по какой-то надобности к соседке, молодайка, недолго думая, сняла кудель с гребня и кинула ее в огонь. А чтобы свекровь не догадалась, достала новую мочку.

Приходит свекровь от соседки и дивится, что дрова в печке, как горели так и горят, не убывают. Пора бы уж и хлебы в печь сажать, а только как их в пламя посадишь.

— Ты, сношенька, кончила свою кудель прясть? — почуяв неладное, спросила свекровь.

— Нет, еще не допряла, — ответила молодайка.

А время подходит к обеду. Сын домой пришел. Печь же, как топилась, так и топится, дрова все еще не прогорают. Тут уж и невестка что-то понимать начала и призналась: