Чувство вины - страница 4

С Евой мы выбрались в парк уже на следующий день. Это место было милым, пахло цветами и сладкой ватой, потому что совсем поблизости была площадка с аттракционами и киоск со вкусностями. Мы сошли с каменной дорожки, затерявшись в высоких деревьях, которые, должно быть, растут здесь с самого основания парка, а когда голоса людей и музыка из колонок совсем затихли, наконец-то остановились. Ева залезла в свой сиреневый рюкзак и вытащила оттуда тоненький клетчатый плед. Она встряхнула его, тут же принимаясь аккуратно его раскладывать на траве, а потом, закончив, плюхнулась поверх, вытаскивая непонятно откуда, как какой-то фокусник, баночку вишневой колы. Она сделала несколько глотков, оставляя на краях смазанные следы красной помады.

– Хочешь? – спросила она, заметив, что я пристально смотрю на банку.

– Нет, спасибо.

Ева бросила на меня странный взгляд, но сразу же отвернулась. Сквозь крону дерева, под которым мы расположились, просачивались лучи палящего летнего солнца. Они били тонкими струйками, одна из которых падала Еве на лицо, задевая светлые ресницы и будто делая акцент на брызге рыжих веснушек на её щеках.

– Почему ты захотела встретиться? – спросил я, с трудом отводя взгляд от этого зрелища.

– Ты не похож на свою сестру, ты гораздо интереснее. Она такая ханжа, такая узколобая и вредная, а ты кажешься мне очень открытым и прогрессивным человеком. Я права?

– Пожалуй.

– Расскажи мне, что тебе нравится?

– Например?

– Ну, какой твой любимый цвет? Какую музыку слушаешь? Любимые книги? Чем занимаешься в свободное время?

– Я люблю желтый, – коротко ответил я.

– Хочешь быть человеком-загадкой? Ладно, валяй. Я тоже люблю жёлтый. Видишь, как мы похожи? Я думаю, это судьба. – Она широко улыбнулась.

– Вера сказала, что ты художница.

– Ты спрашивал обо мне?

– Просто любопытство.

– Можно мне тоже полюбопытствовать? Почему ты обращаешься к себе в мужском роде? То есть, это нормально, я принимаю такие вещи, но мне интересно. Прости, что спрашиваю.

– Я понимаю, это может смущать, но ты привыкнешь. Мне так просто комфортнее, что ли, спокойнее. Проще и приятнее быть Маром, чем тем, кем я жил здесь до того, как уехал.

– Еще одна тайна, надо же! Чем больше мы говорим, тем меньше я о тебе узнаю.

– Это не тайна. Просто, здесь было тяжело. Маленький город, маленькие люди, сама понимаешь, – я криво улыбнулся, пожимая плечами.

– С маленькими мозгами, ага. Тебя здесь обижали? – Ева сжала кулаки, будто готовясь прямо сейчас навалять всем, кто посмел меня когда-либо задеть.

– Нет, просто не понимали. Сейчас всё в порядке. Это совсем не важно.

– Я тоже отсюда уеду однажды. Куда-то, где меня будут уважать и воспринимать всерьез, слушать, замечать. Может, даже в другую страну, более прогрессивную и толерантную. Чтобы не смеялись надо мной и не называли дурой. Хотя, может я и правда дура, раз верю в это?

– Нет, конечно. Ты дура, только если думаешь, будто верить в лучшее будущее – глупо. Ничего не мешает тебе выбраться отсюда, не сейчас, но однажды.

– Мне кажется, я уже проебала все шансы и стала слишком взрослой для чудесного спасения. А вообще, какая разница? – она подпрыгнула на месте и снова залезла в рюкзак. На этот раз оттуда она достала пачку желтых M&M.

– Большая разница! Не отмахивайся от своих мечт, это очень важно. Я верю, что у каждого человека в этом мире есть своя миссия, у кого-то глобальна, у кого-то совсем маленькая, но главное, что никто не находится здесь зря. Тем более такие как ты. Если ты художница, это уже делает тебя особенной, ведь у тебя есть дар создавать прекрасное. Значит, ты уже живешь не зря! – Ева посмотрела на меня смущенно и опустила глаза.

– Думаешь, у меня есть будущее? – спросила она.

– Большое и прекрасное, – кивнул я.

И когда сквозь листья над нашими головами стали просачиваться уже розовые лучики, означающие, что день подходит к концу, Ева взяла меня за руку. Её веснушчатые щеки слегка покраснели, реснички задрожали, а красные губы растянулись в смущенной улыбке. Она неуверенно переплела наши пальцы.

– Думаю, нам нужно сходить куда-нибудь и перекусить, – тихо сказал я.