Чужих детей - не бывает! - страница 5

***

Наступившее утро принесло новые заботы и радостные известия. Сразу же после завтрака Петунию и Вернона вызвали в основное здание консульства, где вручили дипломатические документы, в том числе и на детей. За ними прислали специальный рейс, и это значило очень многое. Как минимум — интерес государства, как максимум… Ох, и подумать страшно.

До аэропорта их довезли на машине посольства, и полисмены на перекрестках только козыряли вслед машине с красными флажками на капоте. Как имеющие диппаспорта, досмотру они не подлежали и потому быстро взошли на борт самолета, который немедленно стал готовиться к вылету.

Наконец самолет застыл стрелой на взлетной полосе и начал разгонять двигатели. Петунья успокоила детей, немного испугавшихся шума, и вот уже их вдавило в кресла. Самолет оторвался от полосы, заполошное мелькание деревьев прекратилось, и открылась красивая панорама столичного города.

Самолет летел на восток, предвкушение возвращения на Родину все более захватывало Петунию и Вернона. Витю и Лиду. Скоро, совсем скоро они будут дома, среди своих. Возможно, это были розовые очки, но так было принято среди людей, учивших их — свои не сдадут. Как бы трудно не было на выходе, всегда где-то далеко есть люди, которые ждут. Это было так же естественно, как и дышать. Потому молодые люди и предвкушали. Пересечение границ стран-союзниц СССР и самого СССР можно было легко почувствовать по меняющимся флагам эскорта. Практически всю дорогу лайнер эскортировался истребителями. И вот, наконец, вдали показался огромный город, а самолет пошел на посадку.

Истребители отвалили в сторону, командир корабля попросил пристегнуться и не курить, и вот уже доворот… Все ниже, ниже, ниже… И колеса шасси застучали по бетонке военного подмосковного аэродрома. Понятно, что их не в Шереметьево сажать будут, секретность же, особенно учитывая, какой код назвала Петуния.

Наконец, самолет остановился, стюардесса, всю дорогу наблюдавшая за ними, открыла люк, за которым был виден поданный трап, и молодые люди вдохнули такой родной воздух военного городка. Этот воздух не спутаешь ни с чем — запахи совсем не такие, как в гражданском городе, люди другие, и само ощущение причастности к чему-то суровому, но великому…

Детей аккуратно приняли военные и усадили в поданную машину с наглухо затонированными стеклами. Со словами «Господи, наконец-то дома» Петуния уселась в машину, за ней сел и Вернон. Пристроилась милицейская машина, и под задорный визг-вой сирены они понеслись в город. Встречных машин было немного, и этот город завораживал. Радостные люди. Веселые улыбки. Никаких реклам. И звезды Кремля. Родина встречала своих потерянных детей.

Влетев в гостеприимно распахнутые ворота привычного по предыдущей жизни проезда, машина остановилась во внутреннем дворе святая-святых КГБ СССР. Гостям было предложено отдохнуть с дороги, а потом их ждали для беседы.

***

— Ну, как они тебе?

— Есть в них что-то такое, наше.

— Вот и мне так показалось.

— Значит, мягкий вариант?

— Да, мягкий. Няня проинструктирована?

— Черномор сам инструктировал.

— Ну, начнем тогда…

***

Отдав детей няне и наказав не шалить, молодые супруги поднялись по лестницам вслед за сопровождающим и оказались в теплом, уютном кабинете.

— Ну, здравствуйте, потеряшки, — раздался голос откуда-то сзади, и к столу подошел пожилой офицер, чем-то похожий на их куратора.

— Виктор Евгеньевич? — несколько удивленно воскликнул Вернон.

— Ну, положим, Виктору Евгеньичу десятый годок только пошел, но, в общем, все с вами ясно. Из какого вы, говорите, года?

Поняв, что юлить не получится, Петуния сказала:

— Из две тысячи девятого, а как вы догадались?

— Эх, молодежь, историю родной конторы учили плохо, — пожурил их офицер. — Палитру-то какого года назвали, а?

— Не помню точно… — Петунья покраснела и опустила глаза.

— Будущего, ребятки, будущего. Вы его ну никак знать не могли, — улыбнулся офицер. — Так что рассказывайте. Обо всем рассказывайте.

И они начали рассказывать. И о себе, и о стране, и о предателях. И о Гарри Поттере, волшебниках, волшебной школе. Долго говорили по очереди, пока не утомились.