Чья-то сестра - страница 3

стр.

Как всегда в субботнее утро, на прилавке его ждал пакет. Поблагодарив венгра, Брэкетт направился к выходу.

— Передайте привет мистеру Кемблу, — напомнил Либерман.

— Я всегда передаю, мистер Либерман.

Миновав коробки, ящики и позолоченную красотку на календаре, Брэкетт вышел на улицу. Не сказать, что улица его любимая, да и сам район Ноб-Хилл не из лучших. Но ему знакомы тут и люди, и бары, и ночные шумы. И его тут знают. Но и только. Дороти как-то заметила, что он гордец, и Брэкетт согласился, прибавив, что горд тем, что гордец. Получился каламбур, но говорил он всерьез. Без этой гордости в годы одиночества. когда уже ни Кембла, ни Дороти не было рядом, ему бы не выжить. Он сломался бы. И не вино или наркотики доконали бы его. И даже не угрызения совести. А сознание того, что он больше не нужен, выпал из круга.

В машине он покрутил приемник и остановился на мелодии Кола Портера. В зеркальце обзора он не взглянул, не то заметил бы полицейскую машину, притормозившую у кулинарии. Но Брэкетт сидел, задумавшись, ему вспомнился бар между Вэлли и 29-й стрит. Раньше он частенько туда захаживал. Никаких танцоров, никакой толкотни и суетни. Тишина, полумрак. Десять против одного, что бар снесли.

Вторая

— А я-то ждал, что в этом номере «Вестовой»! Да и должен быть «Вестовой»! А напечатали «Сержанта Рока». Зря… Совсем не то…

Брэкетт молчал, сидя рядом в плетеном кресле и завороженно наблюдал, как Кембл роется в комиксах, выуживая их из пакета и аккуратно складывая стопкой.

— «Молодая Любовь»? — удивился Кембл, — С каких это пор Питер Либерман читает «Молодую Любовь»?

— Пит в колледже. Это Сарины комиксы.

— Сары Либерман? Разве Сара уже умеет читать?

— Ей — двенадцать.

— Саре — двенадцать?

— Я тебе уже говорил.

— Двенадцать. И не знал даже… Двенадцать! Надо же!

— Дети быстро растут.

— Да уж. И уже читает. Но, Уолтер, «Молодая Любовь»!.. Сара такое читает? Да, еще годика два-три, и она станет опасной. Похоже, девочка еще та.

Откинувшись на спинку кресла, Брэкетт обозревал лужайку, лунки гольфа и Тихий Океан. Старик в коляске помахал им, но Брэкетт его не заметил.

— Как себя чувствуешь, Гарри?

— Попробую махнуться на «Комикс Детектив». Может, удастся. Как считаешь?

— Вид у тебя отличный. Правда.

Кембл взглянул на друга и смущенно отвел глаза, тиская пакет.

— Помнишь, что ты мне сказал прошлый раз?

— Что же?

— Будто теперь уже никто не называет девушек «милочка».

— Я так сказал?

— Вот я и думаю. Может, тебе пора пересмотреть свою жизнь, как-то изменить ее, переделать?

— Но у меня все в порядке.

— Ты понимаешь, о чем я?

— Мне еще только 53.

— А через десять лет… Вон хотя бы Сара. Тринадцать уже.

— Двенадцать.

— Вот так. Просыпаешься в одно прекрасное утро — и десятка лет как не бывало.

— Со мной все нормально.

Помолчав немного, Кембл снова заговорил, взволнованно, немножко виновато.

— Уолтер, клиенты еще приходят к нам?

— А как же. Я же тебе говорил…

— Когда?

— Говорил. На той неделе. Одна женщина просила разыскать ее мужа.

— Алименты? — неожиданно улыбнулся Кембл. — Ну это нам раз плюнуть. На той неделе, говоришь?

— В воскресенье.

— Вот! Я и хотел сказать — в воскресенье. Заметь, жены всегда являются в воскресенье, когда перед глазами пустой стул, брошенные детишки. Алименты всегда требуют в воскресенье. И как, нашел?

Брэкетт покачал головой, раздумывая, что же ответить. Решил — ничего. Все равно Кембл забудет.

— Что ж, Гарри, пожалуй, пора. Сам знаешь, чуть припозднись — и на шоссе не пробьешься.

— Доктор говорит, скоро я стану прежним.

— Хм, прежним! Молодым!

— Молодым! Правильно. Так ему и передам. Вот именно. Молодым!

— Так и скажи. Не промахнешься. Ты — совсем молодцом!

Брэкетт собрался уходить и взялся за шляпу, но Кембл, потянувшись, ухватил его за руку.

— Уолтер!

— Да?

— Уолтер… вчера ночью мне опять снилась Дороти. — Отпустив руку Брэкетта, Кембл промямлил: — Прости.

— Ну пока, Гарри. До субботы. В то же время.

Брэкетт зашагал по лужайке к воротам, ежась под взглядами. Только не оглядываться! — твердил он себе и, конечно, не удержался. Кембл сидел, сложив руки на груди, низко склонив голову. Упавший журнальчик рассерженным насекомым шелестел страницами у его ног.