Cтанция - страница 4
– Поехали, – будто с облегчением произнес Андрей.
Он не был в большой радости, что сейчас поедет, но и не был расстроен. Он любил бабушку Зину. Даже любил ее чуточку больше, чем бабушку Катю, маму его матери. Правда, он не замечал, что так оно было. Кто из бабушек владеет больше вниманием внука, ясно становилось из пары простых, но достаточно точных фактов. Андрей в будничных разговорах чаще упоминал бабушку Зину, и времени, начиная с детства и заканчивая сегодняшним днем, проводил больше у нее, чем у бабы Кати, маминой матери. Простотак почему-то сложилось.
Не вызвало у Андрея так же никакого сожаления, что начать новую картину у него не вышло. Начал, не начал… Ничего от того и не терялось и не приобреталось. Но дело было совсем не в потерях и приобретениях. Всё восприятие обстановки и даже всего мира вокруг сводилось у Андрея в сию минуту к нейтральным, можно сказать блеклым ощущениям. Ни жарко и ни холодно, ни весело, но и ни грустно ни в коем случае. Ни так и ни сяк. А вспышка яркого хорошего настроения потерялась где-то у подъезда, или же осталась там, где Андрей ее и нашел.
При этой странности его внутреннего, казалось бы пессимистично настроенного баланса, Андрей являлся человеком жизнерадостным и уже успевшим определиться в жизни с некоторыми важными вопросами. Имея явные художественные способности, даже больше – имея талант писать картины, Андрей отлично разбирался в математике (в алгебре и геометрии на равных) и, не думая о других вариантах, собирался поступать в педагогический институт. Он был терпелив и мог, если оно требовалось, часами объяснять однокласснику, что такое число пи, как с ним работать и для чего оно вообще нужно. Андрей был спокойно терпелив, то есть, когда у него заканчивалось терпение (а закончиться оно может у кого угодно, вопрос времени и обстоятельств), он не вспыхивал в одну секунду, а старался уйти от объекта раздражения или вовсе резко прекращал дело, откладывал его на потом. Он был несколько инертным человеком, плавал в том, что у него было и, что ему нравилось. И в этой его инертности скрывался инстинкт самосохранения. Андрею были совсем неинтересны или казались бессмысленными, а от того и скучными, определенные вещи, ситуации и возможности. Но некоторые его увлечения порою доходили до причудливой странности и были похожи на детские шалости. Впрочем, простительные шалости.
– Ба-аб, подай мне ведро! – прокричал Андрей из погреба.
– А что случилось? – голос раздался совсем близко. Баба Зина, что разомлевши на закатном, но уже не таком теплом солнце стояла возле погреба, вздрогнула. Невольно всем телом напрягся и Андрей, который был уверен, что бабушка ходит где-то по участку и с трудом услышит его.
– Да тут у тебя какие-то полусухие корешки валяются.
– Ах, ты!.. Нашлись!.. – как-то по-быстрому обрадовалась она, – сейчас принесу!.. Сейчас…
Андрей чуть слышно вздохнул и бесцельно, находясь в неспешном ожидании, заозирался по сторонам. Но и полминуты не прошло, он даже не успел о чем бы то не было, пусть бы о самом малом и незначительном призадуматься.
– Андрюш!.. Где ты там?.. Держи.
– И что это за корни?
– Ты аккуратнее с ними. Может быть, еще вырастут.
И… тишина, только воцарившаяся. Но Андрей вдруг понял, что бабушка и не собиралась ему отвечать. От радости, что корешки нашлись и позабыла про вопрос внука.
– Баб, так чего это за корни?
Андрей отдал начинающее ржаветь на сколах эмалированное старое ведро бабе Зине и вылез из погреба. Больше машинально, чем на самом деле это было нужно, отряхнулся.
– Георгины. Я их осенью убрала, а сама забыла куда. Вот, смотри, вот этот должен отойти, вот росток, – увлеченно разглядывала она клубни.
– Этот совсем сухой, – как-то незаметно для себя начал Андрей, – а вот здесь почка зеленая…
Он положил клубень обратно в ведро. Чуть прищурившись, стал смотреть на небо. Вечер был чудесный и не с того ни с сего ему захотелось искупаться. С великим трудом он заставил себя отказаться от идеи пойти к пруду. Погода еще только несколько дней назад стала стабильно теплой, но не жаркой. Вода в пруду была по-весеннему холодной, мутноватой. Андрей знал, что искупайся он сейчас, то скорее всего заболеет, как в прошлом году. Выждать, требовалось выждать. И он, глубоко вздохнув, враз набрался терпения.