Цветок лотоса - страница 10

— Вот это знаменитый Готторпский глобус, чудом уцелевший при пожаре!

Шли годы, десятилетия, столетия, и лишь немногие знали, что перед ними не Готторпский глобус, а глобус, сделанный Тирютнным. Прошло двести лет, и в Ленинграде вышла книга, где впервые было названо имя русского мастера.

Бывает ведь так, что история примечательной вещи не заканчивается, когда сама вещь закончена, сделана. В 1829 году разрушилась глобусная палатка, и шар Тирютина перевезли в помещение Академического «Музеума». В 1901 году его доставили в Царское Село и поместили в один из залов Адмиралтейства. Здесь «чудо Тирютина» хранилось после Великой Октябрьской Социалистической революции и в дни Великой Отечественной войны.

В 1944 году советские войска освободили город Пушкин. Адмиралтейство превратилось в руины, а глобуса или его остатков нигде не было.

Окончилась война. После долгих поисков глобус нашли в немецком городе Любеке. И вот, подобно тому, как более двухсот лет назад его предшественника, глобус Тирютина погрузили на корабль. В 1949 году его привезли в Архангельск, а оттуда на специальной железнодорожной платформе в Ленинград. Это путешествие было в сотни раз быстрее, чем то, которое в свое время проделал на санях подарок голштинского герцога.

В весеннее ленинградское утро на блоках на пятый этаж башни Кунсткамеры — на два этажа выше местонахождения «готторпского чуда», — рабочие подняли Большой Академический глобус, реликвию нашей страны, созданную Тирютиным. Сухонький старичок, страстно влюбленный в свой город, ошибся, но сделал он это по неведению.

Сегодня, когда поворачивается этот огромный шар, сидящие внутри видят движение небесной сферы, перед стоящими снаружи вращается Земля с почти забытыми старинными названиями и белыми пятнами неизвестных создателям глобуса материков и стран, рек и озер. Двести лет назад люди многого не знали о своей планете. И может быть, глядя на этот глобус, многие исследователи обретали решимость к открытию новых стран, познанию иных племен и народов.

САНИ ИЗ ЛЕДЯНОГО ДОМА

Терентий Шадрин оперся на пику и сделал еще шаг по рыхлому, не успевшему растаять снегу. Вот он и на вершине сопки Шивелуч.

Короткая камчатская весна шла следом. Пришлось бросить лыжи: они были ни к чему. Даже ночами больше не было наста. Весна спешила снести снежные бугры и открыть солнцу замороженную землю. Шадрин торопился. Опасно человеку весной оказаться одному в тайге, вдали от жилья. За несколько часов плотная корка снежной равнины превратится в рыхлый ноздреватый серый покров, под метровой толщей которого скрываются потоки стремящихся на волю весенних ручьев. Ни идти, ни ползти человек не может, кричи не кричи — никто не отзовется в почуявшей весну тайге.

Терентий знал это и торопился к вершине сопки. Здесь по проталинам можно легко идти дальше.

Наконец он вступил на сухую прошлогоднюю траву. Положив ружье, пику, Терентий снял малахай и полушубок. Дышалось легко, радостно. Расходились угрюмые морщинки в углах рта. Ему не терпелось идти дальше, но он подавлял это желание. На память приходило прошлое, оставшееся на той, пройденной уже, дороге, которую сейчас пересекали веселые ручьи.

Терентий сел, закурил. Прежде чем идти дальше, он должен собраться с мыслями, когда он спустится по другую сторону сопки, для него начнется новая жизнь. Он хотел думать о будущем, но в памяти вставали картины прошлого.

Ему еще нет и тридцати, а сколько пережито? Скажи Терентию, что уже 1711 год, он бы очень удивился. Неужели так давно он покинул родину? И там, наверное, сейчас весна. Родина! Какая она? Терентий не помнил. Он редко вспоминал о своей архангельщине, да и стоило ли. Родители померли разом, когда ему не было и девяти лет. Два года бедовал он у соседей, а затем хозяин послал его на прииск. Не по годам рослого Терентия ставили на тяжелую работу. Плетка подрядчика часто прохаживалась по его спине, а он только упрямо сжимал губы. Может быть, суждено ему было погибнуть на руднике, но в тринадцать лет он пустился в бега. Долго скитался по губернии, затем добрался до Приуралья, перебивался случайным хлебом, летом ночевал в поле или в лесу, наступившей зимой перебрался к одному сердобольному корчмарю.