Цветок лотоса - страница 9

Шумахер радостно подхватил:

— Ваша светлость, и глобус сделаем, не беспокойтесь об этом.

Разумовский сидел нахмурившись, затем усмехнулся:

— Ну, уговорил, смотри же у меня, ежели сенат комиссию учредит, не подведи, сам знаешь, что тогда, а сейчас ступай. А во дворец я все же съезжу.

Шумахер обрадованно вскочил, но, услышав последние слова, вновь побледнел:

— Ваша светлость, вы во дворце не говорите обо всем, — Разумовский исподлобья взглянул на управителя:

— Я тебе сказал пошел прочь!

Заседание Академии состоялось. 8 декабря 1747 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось официальное сообщение о пожаре. Сообщение было составлено Шумахером. В нем между прочим говорилось: «…драгоценные и художественные вещи, машины, модели и инструменты, так и… анатомические препараты, и находившиеся в Кунсткамере звери, птицы, рыбы и прочие натуральные вещи, а также печатные и рукописные книги из библиотеки — все благополучно вынесено и спасено. Итак, главнейшая утрата состоит токмо в некоторых астрономических инструментах и часах, которые на обсерватории сгорели, в повреждении большого Готторпского глобуса, который малым иждивением в прежнее и гораздо исправнейшее состояние привести можно, и в некоторых китайских вещах, платьях, идолах и подобных курьезностях сибирских народов, которые в тех местах легко опять собраны быть могут…»

Когда же через несколько дней в «Ведомостях» по-явилась новая статья Шумахера, граф Разумовский вызвал управителя.

— Ты что же, братец, новый глобус уже соорудил?

— Никак нет, ваша светлость.

Шумахер невольно вздрогнул, когда граф, шагавший по комнате, резко остановился перед ним и сунул ему в нос свернутую газету.

— А что же ты пишешь, что намедни знатный иностранец видел в целости глобус. Ты врешь, управитель?

Шумахер молчал, ожидая, что же будет дальше. Граф отошел к столу и, опустившись в кресло, продолжал:

— Так вот, управитель, ужо за все твои фокусы ты ответишь перец сенатом, который и назначил специальную комиссию. Что с лица спал?

Шумахер на самом деле побледнел, уж этого он никак не ожидал.

— Ваша светлость, помогите. Ежели кто из Академии будет в комиссии, то пусть Тауберт.

Граф ничего не ответил, а Иоганн Шумахер осторожно вышел из кабинета.

Вскоре сенат утвердил комиссию, во главе которой поставили Тауберта.

— Тауберта главой? Зятя Шумахера, его имения, дел и чуть ли не Академии наследника? — возмущался Михайло Ломоносов.

— Да они вкупе с Шумахером будут утверждать, что большой глобус цел, хотя в целости от него ничего не осталось, кроме железных обручей да двери, лежащей внизу в погребе!

Так оно и случилось. Пока Тауберт от лица комиссии уверял власти, что никаких серьезных потерь нет, Шумахер и Канцелярия искали мастера, способного создать новый глобус.

Предложил было свои услуги английский морской инженер Скотт. Он долго рассматривал железные обручи — все, что осталось от прежнего глобуса, и заявил:

— Так вы хотите, чтобы я сделал новый глобус? Нет, увольте! — и добавил:

— Вам не найти такого мастера.

Инженер Скотт ошибся. За дело взялся русский мастер Тирютин, и скоро новый глобус можно было показывать посетителям. Этот глобус не подняли на отстроенную башню, а установили в глобусной палатке, сооруженной за Кунсткамерой на пустыре, называвшемся Коллежским лугом.

Новый глобус был таких же размеров, как и Готторпский. Внутри его также прикрепленными к оси стояли стол и скамейка. Чтобы привести в движение глобус, надо было нажать на рукоятку, соединенную с зубчатым колесом. Колесо вращало ось. Обручи из желтой меди, опоясывавшие шар, изображали меридианы и горизонт. Во внутренней части было лазурное небо с позолоченными гвоздиками-звездами и живописными рисунками Большой и Малой Медведицы, Рака и Козерога, Весов и Дракона, символизирующими созвездия полночного небесного свода. Прежний глобус был из листовой меди, оклеенной бумагой, свой же Тирютин обил медными листами, поверх которых наложил дерево и наклеил клеенку. Рисовальщики нанесли на клеенку очертания материков, показав все вновь открытые острова и страны.

В 1752 году глобус мастера Тирютина с любопытством рассматривали пришедшие в палатку. И хотя на глобусе все надписи были по-русски, а не по-немецки, как на голштинском, академическое начальство не забывало, показывая глобус знатным посетителям, сказать: