Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - страница 61

Так вот, перейдя в дом к Симэнь Цину, Цзиньлянь снискала его любовь и возгордилась, стала придирчивой и ни днем ни ночью не находила себе покоя. Все ее раздражало, всех она подозревала. То у забора подслушивала, то стояла под дверью — все искала повода, с кем бы поругаться. Не слыла сдержанной и Чуньмэй. Отчитала ее как-то из-за пустяка Цзиньлянь, и горничная, не зная, на ком сорвать зло, отправилась на кухню. Она барабанила по столу, гремела посудой. Вид у нее был такой угрюмый и злобный, что Сунь Сюээ не выдержала:

— Вот чудачка! Если замуж захотелось, ступай, в другом месте ищи, — пошутила она. — А тут нечего характер выказывать.

Чуньмэй так и подскочила:

— Замуж?! Это еще кто такую чушь несет?

Сюээ сразу сообразила, что горничная нынче не в духе и смолчала. А Чуньмэй тут же пошла и слово в слово передала все Цзиньлянь да и от себя добавила: мы, дескать, с вами обе хозяину по душе пришлись. Вместе, мол, голову ему вскружили.

От рассказа горничной Цзиньлянь стало совсем не по себе. В этот день она и так встала против обыкновения рано, потому что провожала на похороны У Юэнян, и ходила разбитая. Цзиньлянь прилегла, но потом встала и пошла в беседку. К ней порхающей походкой подошла Мэн Юйлоу.

— Чем ты так расстроена, сестрица? — спросила она, улыбаясь.

— И не говори! До того устала — на ногах не стою. А ты откуда?

— Да на кухню заходила.

— Та — на кухне? Она тебе что-нибудь говорила? — поинтересовалась Цзиньлянь.

— Ничего не говорила.

Цзиньлянь нарочно виду не подала, но про себя затаила злобу на Сунь Сюээ. Однако, не о том пойдет речь.

Цзиньлянь и Юйлоу занялись рукоделием, когда Чуньмэй внесла кувшин кипятку, а Цюцзюй заварила две чашки чаю. После чая они убрали со стола и начали играть в шашки. В самый разгар игры в беседке неожиданно появился садовый сторож — юный Циньтун — и доложил о прибытии хозяина.

Всполошившиеся женщины не успели собрать шашки, как Симэнь Цин вошел в садовую калитку и заметил их.

Они выглядели по-домашнему. И у той, и у другой волосы были собраны в пучок и буклями ниспадали на виски, а прическу украшала серебряная шелковая сетка. В серьгах блестели дорогие черные каменья. И одеты они были одинаково: отделанная серебром красная безрукавка поверх белой газовой кофты. Из-под вышитой юбки и у Цзиньлянь, и у Юйлоу кокетливо выглядывали острые носки совсем малюсеньких изящных красных туфелек.

Женщины казались выточенными из нефрита, и Симэнь невольно расплылся в улыбке.

— Вы — настоящие певички! Купить — ста лянов серебра не хватит! — пошутил он.

— Мы-то не певицы, — заметила Цзиньлянь, — а вот там сзади живет сущая певичка.

Юйлоу попыталась незаметно удалиться, но ее удержал Симэнь:

— Ты куда? Только пришел, а ты уходить? Скажи откровенно, что вы тут без меня делали.

— Да ничего особенного, — проговорила Цзиньлянь. — Скука нас одолела, стали в шашки играть. Не думали, что ты так скоро вернешься. — Она взяла у Симэня одежду. — Что-то рановато ты с похорон приехал.

— В храме собрались одни дворцовые смотрители да вельможи. Такая была жара, что я не вытерпел и уехал.

— А почему Старшей до сих пор нет? — спросила Юйлоу.

— Ее, должно быть, уж до города донесли. Я послал встретить паланкин.

Симэнь разделся и сел.

— И на что же вы играли? — продолжал он.

— Да ни на что. Так, от нечего делать за шашками просидели, — отвечала Цзиньлянь.

— Давайте я с вами сыграю. Кто проиграет, лян серебром на угощение выкладывает.

— Нет у нас никакого серебра, — заявила Цзиньлянь.

— А нет, шпильку возьму в залог. Идет?

Они расставили шашки и принялись за игру. Проиграла Пань Цзиньлянь. Не успел Симэнь сосчитать фигуры, как Цзиньлянь перемешала их и бросилась к цветущему кусту волчатника.