Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - страница 62

Прислонившись к декоративному камню причудливой формы, она сделала вид, что рвет цветы.

— Ах ты, плутовка! Проиграла и скрываться?

Увидав Симэня, Цзиньлянь залилась смехом, так что были видны только щелки глаз.

— Вот негодник! Проиграй Юйлоу, небось, не побежал бы разыскивать, а мне так покою не дашь.

Она собрала цветы в букет и бросила прямо в Симэня. Он подошел и обнял ее, потом посадил на выступ камня и прильнул к ее устам, даря из уст своих сладкий гвоздичный аромат.

Пока они так развлекались, к ним незаметно приблизилась Юйлоу:

— Сестрица, пойдем в задние покои. Старшая вернулась.

Цзиньлянь сразу отстранила от себя Симэня.

— Мы еще потом поговорим, — сказала она ему, и они пошли встречать Юэнян.

— Чего это вы смеетесь, а? — спросила их хозяйка.

— Сестра лян серебра хозяину в шашки проиграла. Завтра угощать будет и вас приглашает, — пояснила Юйлоу.

Юэнян в знак одобрения улыбнулась.

Цзиньлянь же, едва обменявшись коротким взглядом с Юэнян, пошла к Симэню. Чтобы им резвиться, как рыбки в воде, она наказала Чуньмэй зажечь в спальне благовонные свечи и нагреть ванну.

Послушай, дорогой читатель! Хотя старшей женою и была У Юэнян, из-за постоянных недомоганий она в хозяйство не вникала: только принимала и посылала подарки да наносила визиты и делала выезды. Все приходы и расходы вела бывшая певица Ли Цзяоэр. Замужними служанками распоряжалась Сунь Сюээ. На ее же плечах лежала и кухня — обязанность накормить и напоить каждого. Остается, скажем, Симэнь у какой жены, так вино, закуски ли, кипяток или воду — обо всем для них должна была заботиться Сюээ. Словом, горничные только готовое носили, но не о том пойдет речь.

Вечером Симэня угощала Цзиньлянь. Приняв ванну, они легли. На другой день, как и надо было ожидать, у хозяина появилась новая забота: он пообещал Цзиньлянь купить на монастырском рынке жемчугу в ободок.

Проснулся Симэнь рано и, едва поднявшись с постели, велел Чуньмэй распорядиться на кухне, чтобы испекли лотосовых лепешек[204] и приготовили навару из маринованной рыбы. Однако горничная даже не шевельнулась.

— Не посылай ты ее, — сказала Цзиньлянь, — а то и так говорят, вроде я ей волю дала, тебя с ней свела, будто мы с ней вместе хозяину голову вскружили. И без того нас на все лады поносят и позорят, а ты ее на кухню посылаешь.

— Скажи, кто так говорит? Кто вас позорит? — спросил Симэнь.

— Как я тебе скажу, когда тут у каждого таза и кувшина отросли уши! Оставь ее в покое, прошу тебя. Вон Цюцзюй пошли.

Симэнь позвал Цюцзюй, наказал что нужно, и отправил на кухню к Сюээ.

Цзиньлянь давным-давно разобрала стол. Прошло уже столько времени, что можно было два раза пообедать, а завтрак все не несли. Симэнь метал громы и молнии. Тогда Цзиньлянь кликнула Чуньмэй:

— Ступай погляди, куда провалилась Цюцзюй, рабское отродье. Приросла она там, что ли?

Чуньмэй стало не по себе. Со злостью пошла она на кухню. Цюцзюй ждала завтрак.

— Сластена проклятая! — заругалась Чуньмэй. — Погоди, госпожа с тебя штаны спустит. Чего ты тут делаешь? Хозяин из себя выходит — ждет не дождется, пора на рынок ехать. Меня за тобой послал.

Не услышь этого Сунь Сюээ, все бы шло своим чередом, а тут так все в ней и закипело.

— Явилась, распутница! — заругалась она. — Как мусульманину молитва — вынь да положь.[205] Небось, котлы из железа куют — на всякое блюдо время требуется. Кашу сварила — не едят. Теперь, извольте, новая затея пришла — лепешки стряпай, навар готовь. Или червь какой в утробу забрался?

— Заткни свою поганую глотку! — не выдержала Чуньмэй. — Не сама пришла — с меня хозяин спрашивает. Не веришь? Идем! Сама будешь объясняться.

Чуньмэй схватила за ухо Цюцзюй и потащила к Цзиньлянь.

— По хозяйке и рабыня — такая же наглая! — ворчала Сюээ. — Впрочем, нынче такие в чести.

— В чести или нет, только нам с хозяйкой голову нечего морочить! — заявила озлобленная Чуньмэй и ушла.

— В чем дело? — спрашивала Цзиньлянь, сразу заметив побледневшую от гнева Чуньмэй, которая тащила за собой Цюцзюй.

— Вот ее спросите! — говорила горничная. — Прихожу на кухню, а она там расселась в ожидании, пока та,