Цветы в легендах и преданиях - страница 8
Смерть невольника последовала моментально и, как говорят, до того отрезвила Антония, что в благодарность он просил Клеопатру, если только он умрет раньше ее, не забывать постоянно убирать розами его могилу.
Описав в кратких чертах роль розы у восточных народов, перенесемся теперь в Грецию — этот центр всей умственной жизни древнего мира.
Греки считали розу даром богов, и знаменитая поэтесса Сафо дала ей название царицы цветов. Появление этого прелестнейшего из цветов греческие поэты облекли в целый ряд чудных сказаний.
По словам Анакреона, она родилась из белоснежной пены, покрывавшей тело Афродиты (Венеры), когда эта богиня любви во всей своей дивной красоте вышла после купанья из моря. Увидев на ней этот не менее ее прелестный цветок, очарованные боги обрызгали его сейчас же нектаром, который и придал ему чудный запах. Однако дававший бессмертие нектар, вследствие зависти некоторых богов, не дал его розе, и она осталась такой же смертной, как и все, что рождается на земле.
Явившуюся во всей ее девственной прелести и чистоте белую розу жрицы Афродиты снесли в храм этой богини и украсили ею алтарь и окружавший их сад. И роза оставалась белой до тех пор, пока сердце Афродиты не было поражено ужасной вестью: ее возлюбленный Адонис лежит раненный насмерть вепрем.
Забыв все, в неописуемом горе устремляется богиня в рощу Пифона, где находится ее дорогой, и бежит, не обращая внимания на покрывающие розы шипы, которые ранят ей до крови ноги. Несколько капель этой божественной крови попадает и на розы и из белых превращает их в ярко-красные.
По другому сказанию, белая роза сделалась красной во время одного из пиршеств богов на Олимпе.
Порхая в веселом танце. Амур как-то нечаянно опрокинул своими розово-красными крылышками сосуд с нектаром, который, разлившись на цветшие тут же белые розы, окрасил их в красный цвет и сообщил им прелестный запах.
Еще поэтичнее предание о сотворении красной розы богиней Флорой.
Не любившая и избегавшая долгое время Амура, Флора была все-таки поражена его стрелой и воспылала к нему с этой минуты страстной любовью. Но хитрый божок, добившись желаемого, начал тогда, в свою очередь, избегать Флору, и вот тогда-то, в неудовлетворенной страсти, она решила создать цветок, который и смеется и плачет — соединяет в себе и грусть и радость.
Увидев выраставший в руке своей чудный цветок, богиня в восхищении хотела, воскликнуть: «Эрос» (так звали греки Амура), но, застенчивая от природы, запнулась, покраснела и, проглотив первый слог, крикнула только: «рос». Росшие вокруг цветы подхватили это слово, и с той поры цветок этот и стал называться розой.
Наконец, еще по одному сказанию, роза происхождением своим обязана богине охоты Диане.
Влюбленная в Амура, богиня эта приревновала его к дивно красивой нимфе Розалии. И вот однажды в диком гневе схватила она несчастную, повлекла в ближайший куст терновника и, изранив страшными шипами этого колючего кустарника, лишила ее жизни.
Узнав о горькой участи своей возлюбленной, Амур поспешил на место преступления и, найдя ее бездыханной, в неутешном горе залился горючими слезами. Слезы его капали, капали из глаз на терновник, как роса, и — о, чудо! — орошаемый ими куст начал покрываться дивными цветами. Цветы эти были розы.
Роза играла у греков выдающуюся роль не только в радостных и печальных торжествах, но и в домашнем быту.
Венками из роз, перевитых миртами, украшалась у них невеста. Розами убиралась дверь, ведущая в ее дом, и лепестками же розы усыпалось брачное ложе. Венки из роз посылали друг другу влюбленные или клали их у порога в дом. Если же у кого-либо из молодых людей разрывался венок, то говорили, что он влюблен. И когда он не желал сознаться, прибегали к помощи так называемого резанного оракула, который, как сообщает Феокрит, состоял в следующем.
Брали розовый лепесток, клали его на образованное большим и указательным пальцем левой руки отверстие (как это мы иногда делаем с маковыми лепестками) и затем ладонью правой ударяли по этому месту. Если лепесток оставался цел, то считалось, что отрицавший сказал правду, если же он лопался, и притом с треском, то над запиравшимся юношей или девицей начинали подтрунивать, говоря, что они влюблены, но без надежды на взаимность.