Да, был - страница 14
— Вчера.
Послышались недоверчивые возгласы, смешок.
— Что ж это вас, на самолете доставили?
Русин коротко рассказал, как они очутились в лагере.
— М-да, бывает, — обронил кто-то. — Видать, попались добрые фрицы, ничегошеньки не сняли с вас… Сыто выглядите, хлопцы.
— Ну, до побаченя, — сказал широкоскулый, кутаясь в рваную шинель. — Дуйте дальше. Здесь плацкартные места…
Русин и Старко отошли.
— Что-то косятся на нас, — прошептал Старко.
— Кажется тебе, — успокоил Русин. — Новички мы, вот и косятся…
Долго переходили друзья от навеса к навесу и нигде не находили места, хотя бы присесть. Наконец Русин остановился возле паренька в выцветшей гимнастерке с артиллерийскими петлицами, на которых виднелись оттиски трех треугольников:
— Послушайте, сержант, старший-то есть у вас?
Военнопленный осклабился. Странными показались тон, обращение на вы и по званию.
— Есть, — беззаботно ответил он. — Тут каждый старший… У нас, как в панской Польше: у кого глотка больше, тот и пан. А на что вам старший?
— Спросить насчет места… Не ходить же весь день от навеса к навесу.
— Зря ходите, — сказал сержант, — как увидите, где попросторнее, так и занимайте. Церемониться не надо. Потеснятся.
Русин р ассмеялся, бросил свой, мешок на землю, рядом с сержантом, сел, подмигнул Старко.
— Садись, Остап.
Сержант запротестовал, но Русин строго взглянул на него, и тот согласился.
До обеда друзья отлеживались.
Под вечер, оставив Старко сторожить место, Русин пошел бродить от навеса к навесу, — хотелось найти однополчанина. Но стоило ему остановиться возле какой-либо группы, военнопленные умолкали и недружелюбно поглядывали на него:
— Чего тебе? Шел бы дальше… Не мешал бы землякам.
Обиженный неприветливостью товарищей по несчастью, Русин возвратился к Старко. Возле того примостился востроглазый блондин, еще не потерявший воинского вида. Посасывая малюсенький окурок толстой самокрутки, он рассказывал что-то, а Старко с видимым интересом слушал. Русин устало сел.
— Я тертый, толченый да на солнышке сушенный,— не обращая внимания на Русина, говорил блондин. — Меня уже пятый раз берут в плен. Поймают, посадят, ну хотя бы как в этот раз, а выведут на работу, улучу момент и — поминай как звали…
Русин пододвинулся к рассказчику.
— Неужто убегал четыре раза?
— Эге, еще как… Лизунову убежать — раз плюнуть. В последний раз сидел в Польше, убежал, два месяца шел к фронту. Да вот неподалеку переняли, черти…
Русин засыпал парня вопросами. Ответы Лизунова сперва заинтересовали, а потом Русин насторожился. У бойкого рассказчика все получалось очень гладко: поймают, посадят, он посидит и снова убежит.
Заметив внимание окружающих. Лизунов молол чепуху:
— Искал партизан, а их-то нет. Они только в сводках Совинформбюро воюют, людей смущают. Население. Кто пожалеет, а кто и выдаст. А сами немцы — ничего. Хотя всякие бывают… Конечно, разница, к примеру, между советской властью и немецкой есть. У нас интернационал, а у них национал-социализм: каждой нации свое. Русский? — живи среди русских. Украинец? — вот тебе Украина. Еврей? — пожалуйста, располагайся с евреями. Любой нации по заслугам и почет.
С видом опытного конспиратора Лизунов подмигнул, зашептал:
— Дай срок, сколотим коммунистическую организацию среди пленных, весь лагерь поднимем! Не впервой! Ты, случайно, не член партии? Не комиссар?
— Говорил ведь я, беспартийные мы, — незаметно подталкивая друга, сказал Старко. — Он — русский, я — хохол, в партии не состоим… А между прочим ты, друг, освободил бы место. Человек хочет лечь. После ранения он…
Лизунов улетучился.
— Зря ты, Остап Данилович, спугнул субчика, — разочарованно сказал Русин… — Я бы ему на морде лучше других растолковал национал-социалистическую программу. Одного не понял, дурак он и болтает от скудоумия или больно умен и работает на дальнем прицеле?
На следующий день Русин вновь пошел искать однополчан. Его внимание привлек рыжебородый военнопленный. Орудуя заостренной щепочкой, как иглой, он ловко прилаживал латку на гимнастерке. Наблюдая за ним, Русин прислонился к столбу. Неожиданно послышался раздраженный голос: