Да сгинет день... - страница 9

стр.

Гундт метнул на нее злобный взгляд. Когда он злился и вынужден был сдерживать свои чувства, левое веко его начинало дергаться. То же произошло и теперь, но миссис Феррейра показалось, будто Гундт ей подмигивает, пытаясь ее задобрить, и она напустила на себя еще более презрительный и высокомерный вид.

— Из того, что отец ребенка служит в вашем заведении, мистер Гундт, еще вовсе не следует, что мы должны принять мальчика в нашу школу.

Гундту было известно, что миссис Феррейра в субботние вечера шпионит возле его гостиницы в надежде заметить какие-либо нарушения закона и донести о них в полицию. Ее вероломству, высокомерию и наглости пора положить конец.

Гундт встал и с силой ударил кулаком по столу перед самым ее носом.

— Председатель здесь я‚ — рявкнул он. — Вы оскорбляете собрание. Заткните глотку!

Вид у него был грозный. Миссис Феррейра побледнела от страха. Комиссия утвердила принятие Энтони в стормхокскую школу.


— Иди сюда, Энтони, вот твоя парта, — сказала мисс Нидхем, подводя его к месту у стены.

Энтони сел и стал смотреть вокруг. Вон доска и мольберт, надписи мелом, большие яркие рисунки на стене, ряды парт; из кармана его соседа впереди высовывается маленькая деревянная рогатка; возле окна висят две большие карты; у мальчика, что сидит справа, на лице грязное пятно; позади него шепчутся две девчонки; на подоконнике стоят цветы; сосед слева ковыряет в носу; в углу, позади высокого застекленного книжного шкафа, стоит витая желтая трость.

Мисс Нидхем — низкорослая, коренастая женщина в пенсне, с волосами цвета ржавчины и со множеством желтых веснушек на лице — после ухода Джорджа тотчас переменила тон.

— Вынимайте книги, — скомандовала она.

Вытянувшись в струнку за партой, Энтони посмотрел на соседа и по его примеру аккуратно, на той же самой странице, открыл свою книгу.

Утро тянулось медленно. Но вот раздался звонок, и Энтони, подхваченный толпою детей, растерянный и смущенный, выбежал на свою первую школьную перемену.


V


Как-то вечером Мэри сидела перед зеркалом. Джордж надевал рубашку.

— Интересно, зачем это Гундт попросил заменить его сегодня вечером в баре. Обещал дать мне вместо этого свободный день в пятницу. Сослался на какое-то важное дело. В последнее время у него что-то много появилось неотложных дел.

Мэри не повернула головы, лишь быстро взглянула на отражение Джорджа в зеркале. Медленными ласкающими движениями она втирала крем в кожу лица.

— Эти дни он немного лучше стал, — продолжал Джордж. — Не орет так на свою жену. Бедная пьянчужка так и норовит проскочить в бар да полакомиться полпинтой.

— Почему ты всегда говоришь только о Гундтах, Джордж? — спросила Мэри. — Мы здесь живем, как в могиле; друзей у нас нет, и единственно, о ком ты рассказываешь, это все о Гундтах да о Гундтах.

— В конце концов, ведь они наши кормильцы, старушка.

Джордж окунул щетку в воду и пригладил волосы.

— Джордж, милый, твои волосы сегодня совсем каштановые.

— Красные, Мэри, как морковка. Мое счастье, что вокруг нет ослов.

Он подошел поцеловать ее на прощанье. Она не повернулась, а наклонила к себе его голову, так что оба они отразились в зеркале.

Рядом со смуглой красавицей женой Джордж казался еще более худым и рыжим — карикатура на мужчину, да и только. Он отвернулся, смущенно засмеявшись.

— Как ты думаешь, Джордж, — задумчиво сказала Мэри, — поедем мы когда-нибудь в Англию?

Он выпрямился, и ей пришлось разнять руки.

— Никакой надежды. Ни малейшей. Мои дорогие родственники ни за что не примут меня. Ты ведь знаешь, они платят мне пятнадцать фунтов в месяц, только бы я оставался здесь.

— Но твои дети? Они, конечно, примут их. В Англии ведь не существует расовых предрассудков.

— Расовые предрассудки существуют везде.

— Но в отношении цветных — только здесь.

— О, дорогая моя, ты снова возвращаешься к старому!

— Мне даже подумать страшно, что кто-нибудь из моих детей пойдет в приходскую школу для цветных.

— О чем ты говоришь? Энтони ведь в школе для белых!

Глаза ее блестели точно в лихорадке; она смотрела по сторонам, стараясь не встретиться взглядом с мужем.