Дальними маршрутами - страница 21

Едва мы развернулись и взяли курс на свой аэродром, Как на нас набросилось несколько звеньев вражеских истребителей, подоспевших из района Минска. Завязался воздушный бой. Фашистские летчики лезли напропалую, видимо, желая отомстить за наши дерзкие действия против их войск. Поначалу они атаковали бомбардировщиков сверху, но при этом почти всегда напарывались на дружный огонь наших стрелков-радистов. В первой и второй атаке сержанты Анкудимов, Теняев, Размашкин сбили по одному истребителю. Срезал стервятника и член нашего экипажа младший сержант Суббота.

Но враг не отступал. Неожиданно фашистские истребители изменили тактику, а мы, к сожалению, не сразу заметили это. Продолжая вести атаку сверху, частью сил они стали атаковывать бомбардировщиков с менее прикрытого направления — снизу. По фюзеляжу нашего самолета забарабанили осколки снарядов. Машина резко накренилась и стала терять высоту. Стрелок-радист Николай Суббота был ранен в обе ноги. В кабине летчика в нескольких местах разбило фонарь, сорвало с креплений приборную доску. Нас с командиром пули не задели — помогла бронеспинка. Но мельчайшие осколки плексигласа попали Стогниеву в глаза, раскровили их.

— Я ничего не вижу! — крикнул летчик. — Бери управление на себя.

К счастью, наш самолет Ил-4 имел двойное управление. Перед заходом на цель я всегда вставлял вторую ручку управления в гнездо: так, на всякий случай. Сейчас это нас выручило. Ухватившись за нее и нажимая на педали, я стал выравнивать сильно накренившуюся машину.

— Поврежден левый мотор, самолет крутит, — доложил я Стогниеву.

— Постарайся выровнять, удержать высоту, полетим на одном движке.

— Суббота! — нажимая на сигнальную кнопку, громко крикнул я.

— Я, товарищ штурман! — со стоном отозвался стрелок-радист.

— Сейчас «мессер» будет делать повторный заход, подойдет на короткую дистанцию, чтобы наверняка разделаться с нами. Смог бы ты подняться в башню и встретить его хорошей очередью?

— Постараюсь.

Мучительно долго тянутся Эти полторы-две минуты, пока вражеский истребитель заходит на повторную атаку! И вдруг — спасительный сигнал младшего сержанта Субботы:

— Влево пять!

— Есть, влево пять! — разворачивая самолет, отвечаю я стрелку-радисту.

Бомбардировщик вздрогнул, когда стрелок-радист нажал на гашетку. Меткие трассы пуль полетели в сторону врага.

— Горит, горит! — неистово закричал Суббота. И, видимо, от нестерпимой боли в ногах тут же застонал.

«Мессершмитт», объятый пламенем, резко клюнул носом и, войдя в отвесное пике, врезался в землю.

Как-то сразу в самолете наступила тишина. Но она продолжалась недолго. Я заволновался, потому что отказал левый мотор, а правый стал давать сильные перебои.

«В такой обстановке членам экипажа лучше всего выброситься с парашютом... — мелькнуло в голове. И тут же другое: — Совсем не та обстановка — раненые товарищи не смогут покинуть самолет».

— Тяга резко падает. Что будем делать? — стараясь не показать своего волнения, спросил я у Стогниева.

— Какая высота по прибору?

— 300 метров.

— Сколько лететь до ближайшего аэродрома?

— Около часа.

— Надо садиться в поле, — посоветовал Стогниев. — Подбери ровней площадку. Правым глазом я стал видеть лучше, возможно, помогу.

Впереди виднелось продолговатое озеро и за ним — ровное зеленое поле. «Хороший ориентир», — подумал я и тут же доложил:

— Перед нами ровная площадка.

— Садись на фюзеляж. Каждые десять — двадцать секунд докладывай о высоте, — попросил Стогниев.

Самолет шел вниз по пологой глиссаде, как бы ощупывая землю. Регулярно я докладывал о высоте: 150... 100... 50... 25...

— Выбирай угол, убирай газ! — крикнул Стогниев.

Замелькала перед глазами высокая рожь, а потом камни, камни. Самолет загрохотал, с шумом и треском пополз по валежнику. Вот она, земля! Радостно заколотилось сердце...

Выбрался я из кабины через астролюк, извлек из бортовой аптечки все запасы лекарств, чтобы оказать боевым друзьям первую помощь.

После того как были промыты от запекшейся крови глаза, Стогниев стал видеть лучше. Суббота получил тяжелые ранения в ноги. Делая ему перевязку и желая как-то облегчить нестерпимую боль, я сказал Субботе: