Дальтоник - страница 5
Естественно, что переводчик наделяет героев книги своим пониманием проблем, хотя бы уже потому, что любое слово, любую фразу можно передать несколькими языковыми вариантами.
Отсюда вытекает необходимость, чтобы переводчик, редактор видели издаваемое произведение через призму современности, при этом сохранили возможный подтекст, делали его в переводе понятным и неоднозначным в той же степени, как и в оригинале.
Думается, что авторы русского перевода романа Станислава Рудольфа «Дальтоник» подошли с высокой мерой требовательности к своему делу. Их труд помогает советскому читателю лучше почувствовать проблемы, которые решают чехословацкие друзья, обогатить представление о труде и быте людей в братской социалистической Чехословакии, понять позицию писателя, активно выступившего против разрушающего душу равнодушия.
В. Александров
ДАЛЬТОНИК
Роман
…Ибо, как и на службе военной, новобранцев отдают под опеку ветеранам, слабых — сильным, нерадивых — старательным, приказывая им воевать под одними знаменами и слушаться тех же приказов, покуда идет битва по всей линии фронта, так и в этой битве школьной быть должно…
Ян Амос Коменский,ВЕЛИКАЯ ДИДАКТИКА
Глава первая
Ровно в шесть взбесился будильник. Губерт Влах прихлопнул его ладонью, словно назойливую муху, и противные звуки тут же прекратились.
— Ну что там опять?.. — проворчала Дагмар, не поднимая головы с подушки. — Хоть в субботу дай поспать!
— Спи, спи! Я иду к норкам…
На улице уже светало. Он одевался на ощупь. Для того чтобы достать из-под кровати носок, который сам же вечером туда забросил, ему пришлось опуститься на колени. Кое-как одевшись, Губерт отправился в ванную.
В шкафчике за дверью лежала сложенная спецовка, Губерт влез в нее и без завтрака — боясь потревожить Дагмар и детей — пробрался к дверям и отпер дом.
Он глотнул терпкого утреннего воздуха — ночной морозец, какие прихватывают землю в начале октября и тщетно осыпают серебром крыши и садовые ограды, был добрым предвестником наступающего ясного дня.
Губерт открыл двери прачечной и перетащил туда из сарая старый стол. Протерев его мокрой тряпкой, он аккуратно разложил на крышке инструменты, которые понадобятся при работе со шкурками. Два узких, опасно острых ножа, их для верности он всегда обматывал тряпкой перед тем, как спрятать в ящичек, деревянную колодку для растяжки шкурок, удивительно похожую на священные дощечки, покрытые письменами, — «когау ронго-ронго» с острова Пасхи, кожаные перчатки, вращающийся барабан, куда Губерт еще вчера насыпал буковых опилок, и, наконец, специальные тисочки. Тисочки Губерт плотно привернул к столу. Потом, взяв стоящий в углу деревянный ящичек со стеклянным глазком в крышке, отправился в сад, к своим норкам.
В клетках, расположенных в два ряда под навесом, сидели шестьдесят три зверька.
Сегодня одиннадцати из них придет конец. Вчера днем, тщательно отобрав и все обдумав и взвесив, Губерт решил забить девять самцов и двух самочек, тех, что весной принесли всего по два щенка. Работы хватит до самого вечера.
Приближаясь к клеткам, Губерт уже издалека слышал, как норки топочут, возятся и дерутся, не признавая правил честной игры. Он знал, что зверьки коварны и поступки их неисповедимы. Впрочем, как и у людей.
Губерт Влах предпочитал общество норок, когда люди его обижали, да и занялся норками, в общем, по воле случая, неожиданно перевернувшего его жизнь. Судьба, как известно, играет человеком, она то ласкова, то немилосердна…
Еще три года назад Губерту порою казалось, что стрелку его жизни никто не в состоянии перевести на другие рельсы. Губерт Влах преподавал естествознание и химию в гимназии в Тынце, женат, жена моложе его на три года. (Не слишком ли мала такая разница между супругами? Иногда он считал, что Дагмар обращается с ним как с мальчишкой). Сын Яромир, с придурью, свойственной его возрасту, восьмилетняя Романка, папина любимица, регулярная месячная зарплата, машина хоть и двадцатилетней давности, но абсолютно надежная — во время отпусков они исколесили на ней почти всю страну; домик на окраине Тынца, сад, до которого ни у кого из семьи не доходят руки, и лишь когда наезжают бабушка с дедом — родители Губерта, — то, поохав и поахав при виде непролазных дебрей, они расчищают те цветники, что видны с улицы.