Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник] - страница 43
Марта черпала силу в своих трофеях, она словно брала реванш за себя молодую, за девушку, насильно лишенную возможности мечтать, приговоренную к бесцветному существованию, в то время как все в ней самою судьбой было предназначено только для яркой, искрящейся, взрывной жизни.
Девушка. Чудно и чудно, но она именно как юная девушка исследовала тысячу и одну грань, тысячу и одно обличье Человека-с-тысячей-шарфов. Столь же непредсказуемый, как эти его шарфы (поди угадай, какой наденет сегодня!), он не переставал удивлять ее. Все, что он говорил, все, что он делал, нет, все, в чем выражалось его существо, одним словом, он сам — скажешь «удивительно», мало покажется! Да что там! Уже просто то, что он есть, что он есть ТАКОЙ — событие…
Человек-с-тысячей-шарфов представлял собою непрекращающийся, длящийся нон-стопом спектакль, гарантирующий удивление, обещающий неожиданность в любую секунду.
Рядом с ним Марта постоянно и неустанно пробовала на вкус и собственные, новые для нее ощущения, такие же непредсказуемые, и получалось, будто гибкий и таинственный механизм ее чувственности, до сих пор почти никогда не пускавшийся в ход, вдруг завелся сам собою, завелся сразу, простояв долгие годы в ожидании и оставаясь новехоньким, потому что Эдмон вытащил и спрятал ключик от него, а может быть, потому, что Эдмон, будучи благопристойным мужем и безупречным отцом, так и не смог убедить ее в том, что он к тому же, или кроме того, — просто мужчина.
До сих Марте было вполне достаточно той глубины ощущений, какая выпала ей на долю. Настолько, что она даже и не задавалась вопросами о том, испытывает ли какие-то чувства и что это за чувства. Впрочем, что она знала о чувствах? Помнила, что маленькой девочкой очень любила свою маму — пока ту не унесла болезнь. Могла бы рассказать о том, как любит своих детей и внуков. Вот и все. Этим и ограничивались ее познания.
Она довольствовалась какими-то черновыми, примитивными чувствами — словно бы «сырьем эмоции», и даже они были для нее, по меньшей мере, утомительны, пусть и сводили с ума.
Как и в тот вечер, когда они слушали «Севильского цирюльника», голова ее порой не выдерживала избытка переживаний. Она укладывалась в постель, переполненная ими, но изнуренная, и засыпала, опять забыв принять снотворное. Левому бедру все это тоже даром не проходило. А что до сердца, то оно вообще не желало поддаваться. Оно приводило Марту в замешательство до такой степени, что она подумывала, а не стоит ли наведаться к доктору Бине, вроде бы мудрое решение… Не взбудораженное и не поддерживаемое энтузиазмом, который вызывали в ней зрелища или ужины с чуточкой вина, ее сердце слабело и начинало работать неохотно, будто хотело напомнить Марте о ее долге, о том, что, в конце-то концов, она — старая дама: утверждение, нелепость и неуместность которого она принимала с огромным трудом. Черт побери, какое отношение имеет это мешающее движениям, ставящее палки в колеса и непрестанно обуздывающее Марту разбитое тело к волшебной легкости всего ее существа, готового на любую дерзкую выходку?
Может быть, именно вспоминая об этом, перед тем как подняться по лестнице или выбраться из слишком глубокого кресла, Марта и сейчас подносила обе руки к груди, но теперь этот жест означал не то, что прежде. Теперь она таким образом подбадривала свое сердце, словно бы говорила ему: следуй за мной, очень тебя прошу, давай вместе преодолеем и эту высоту.
И Человек-с-тысячей-шарфов, и его Собака заметили, как она прижимает руки к груди перед каждым новым испытанием. И тот, и другая с уважением относились к этим моментам нерешительности, когда Марте необходимо было собраться с силами, приободриться. Но они делали вид, будто этих мгновений нет, один начинал поправлять шарф, другая чесать себя за ухом, обмениваясь при этом отнюдь не ускользавшими от внимательных глаз Марты и казавшимися ей забавными заговорщическими взглядами: ясное дело, они понимают, они ведь и сами старые… И минута слабости проходила, и вся троица опять бросалась очертя голову навстречу новым удовольствиям.