Данте. Преступление света - страница 28

Казалось, Арриго слушает Данте с большим вниманием.

— В иных итальянских городах не лучше. Но благой правитель мог бы насадить порядок при поддержке людей доброй воли. Таких, как, например, вы, мессир Данте.

— Если бы люди вроде меня могли заставить себя слушать!.. Если бы у них были средства, сравнимые с неправедно заработанным золотом, оказавшимся в распоряжении этой швали и рвани!..

— Как знать, может, недалеки те времена, когда в небе Италии вновь гордо воспарит орел и выклюет глаза нечисти, осквернившей своим зловонным дыханием ее земли…

Все еще облизывая кровоточащую губу, Данте невесело усмехнулся. При этом он наблюдал за действиями драчунов, перебравшихся в противоположный конец площади и начавших прятаться в близлежащих переулках.

— Города — как большие звери. Они очень похожи на населяющих их зверьков, — с горечью констатировал он.

— Нет непобедимого зверя. Город можно зарезать, как и любого человека, — настаивал философ.

— Это действительно так, — пристально посмотрев на Арриго, согласился Данте. — По воле судьбы я сейчас расследую преступление. Убийство, совершенное на постоялом дворе «У ангела».

— Я знаю. Бедный Брунетто…

— На самом деле его звали совсем по-другому, — с притворным безразличием сказал Данте, тщательно отряхивая ладонью полы одежды.

Не проявив ни малейшего любопытства, Арриго ждал, что еще скажет Данте.

— Его звали Гвидо. Гвидо Бигарелли.

— Правда? — Философ сохранял спокойствие с таким видом, словно это имя было ему совершенно незнакомо. А может, он уже знал, что убили именно Бигарелли.

— А вы уже кого-нибудь подозреваете? — спросил он у поэта, усевшись в тени у невысокой стены.

Данте с таким же безразличным видом пожал плечами:

— Пока мне известны лишь некоторые подробности. Я еще не вижу всей картины преступления. Я не знаю, как умертвили жертву. Неизвестно мне и почему ее убили. Меня лишь преследует ощущение, что убийца был хорошо известен своей жертве, а может, даже близок к ней. Моя интуиция, опираясь на разум, указывает мне на остальных гостей постоялого двора.

— Так допросите же их со всем пристрастием!

— К чему это? Я услышу лишь поток лжи и полуправды. Убийца наверняка уже придумал, как выгородить себя, а я, к сожалению, не умею читать мысли.

— Вы не надеетесь раскрыть преступление?

— Нет, это не так, — ответил поэт. — Надежда у меня сохранилась, но чтобы его раскрыть, мне не обязательно допрашивать этих людей. Все события вокруг нас подчиняются логике, а логика вытекает из необходимости. Я должен понять, для чего понадобилось это убийство. Тогда мне станет ясна его логика, и я найду убийцу без всяких допросов.

— Отчего же вам не сделать это как можно скорее?

— Мне что-то мешает. Возможно, преступления совершены по сиюминутным соображениям, но их корни, несомненно, уходят гораздо глубже. Это-то меня и путает. Не могу понять, как почти одно и то же следствие может иметь такие разные причины. Сам Аристотель не счел бы это возможным.

— Я восхищаюсь вашей верой в непогрешимость Аристотеля, — улыбнувшись, покачал головой Арриго. — А каково ваше мнение о нынешних ученых мужах из Парижа? К примеру, о Бэконе?[20] Разве он не говорит о том, что мы должны учиться делать выводы, опираясь на естественный порядок вещей в природе? А что есть природа, кроме непрерывных метаморфоз, возникновения чего-то нового и множества противоречий?.. Однако вы упомянули какие-то «преступления». Значит, не только Гвидо Бигарелли сошел в царство мертвых?

— Нет, не только. В нескольких лигах к западу от Флоренции учинили страшную бойню, возможно для того, чтобы скрыть какое-то другое преступление. Убийца умудрился умертвить всю команду настоящего морского судна.

Арриго открыл было рот, словно для нового вопроса, но потом, кажется, передумал и промолчал.

— А что такое «Царство Света»? — внезапно спросил его поэт.

Арриго с удивленным видом повернулся к Данте:

— Полагаю, это торжество духа. Иными словами, это метафорическое описание того, что вы называете раем.

— Мы?

— Я имел в виду богословов, изучающих суть, вид и границы рая. А также вас — поэтов, стремящихся облечь его в стихотворную форму. А почему вас это вообще интересует?