Дар божий. Соперницы - страница 8

Играя в карты, он продул приличную сумму — что было, то было, но кто из нас не совершал чего-нибудь такого, чего можно было бы стыдиться всю дальнейшую жизнь? И потом, разве это такой уж грех, учитывая возраст и обстоятельства? А что придумали они, когда ему действительно потребовалась их помощь? Кроме того, чтобы прыгать с квартиры на квартиру, убегая от кредиторов и теряя последние копейки, что ещё были в семье, — ничего.

Глаза цвета болотной тины сузились в холодную щель, а красивые губы изогнулись в презрительной улыбке. Закинув назад тёмную блестящую чёлку, Стас с горечью усмехнулся. В этом году ему исполнилось двадцать семь, а родителям уже почти пятьдесят. Интересно, они до сих пор так и не поняли, почему он в свои восемнадцать решил уйти из дома, предпочтя считаться мёртвым?

Ему двадцать семь, а что у него есть? Всё, чем он владеет, — не его, оно чужое, снятое на время. У него нет дома, нет семьи, которой он мог бы гордиться, у него нет даже воспоминаний, которые могли бы согреть душу. Девушка, избавившаяся безо всякого сожаления от его будущего ребёнка, и та бывает с ним только тогда, когда в его кошельке звенят монеты.

В восемнадцать он был глуп, отказавшись от того, что ему предлагала жизнь. Наведя справки, он узнал, что на свете существуют два человека, которые являются частью его самого, — его сыновья, Григорий и Андрей.

Как глупо устроена жизнь. Его сыновей растит докторишка, дядя той самой Аньки, родившей в свои семнадцать от Стаса и умершей прямо там же, в роддоме. Нет, эту глупую тощую особу, Аньку Светлову, мать его сыновей, Стас не жалел. Дура она и есть дура, умерла — туда ей и дорога, а вот мальчишек жаль. Этот докторишка, Вороновский, — полнейшая тряпка и нюня, такой же, как и разлюбезный папаша самого Стаса. Что он может дать мальчикам?

Вот если бы забрать их к себе, тогда не всё потеряно, ведь им всего-навсего десять, из них можно было бы сделать настоящих мужчин, пока не стало совсем поздно. Увезти бы их далеко-далеко, куда-нибудь на край земли, где всё по-другому. Григорий Станиславович Неверов. Андрей Станиславович Неверов. Тогда было бы всё иначе и жизнь имела бы смысл.

Хотя, почему «бы»? Земля хоть и круглая, но достаточно большая, и Россия — не единственная страна.

От таких мыслей Стасу стало не по себе. Вот оно, чего он искал всю свою жизнь, вот оно то, что не будет для него чужим! Это единственное, что у него есть своё и за что ещё стоит бороться.

Убедившись, что ребята сладко спят в своих кроватках, Лев возвратился в комнату и мягко повернул дверной замок против часовой стрелки. Раздался чуть слышный щелчок — дверь была заперта. Вороновский подошёл к Маришке, сидящей на диване и, устроившись у её ног на паласе, вопросительно посмотрел в глаза. В ответ Маришка слегка улыбнулась. Лев взял её за кончики пальцев и прижался к мягкой душистой ладошке щекой. Она запустила руку в жёсткую, почти седую шевелюру мужа и стала гладить его волосы. Руки жены пахли родным и таким знакомым ароматом, узнать который Вороновский мог бы из многих сотен.

Взяв Маришкину ладошку в свою, он поднёс её к губам и стал нежно целовать, наслаждаясь ощущением тепла и покоя, исходящего от неё. Закрыв глаза, он вдыхал терпкий, тяжёлый запах духов, смешанный с оттенком теплоты аромата рук. В свои поцелуи он вкладывал всю нежность и любовь человека, отдавшего себя когда-то раз и навсегда единственной любимой женщине на земле.

Обхватив ноги жены, он уткнул лицо в её колени, ощущая каждой клеточкой удовольствие от прикосновений её мягких рук. Повернув лицо мужа к себе, Маринка наклонилась и первой поцеловала его в губы.

Сейчас, в свои пятьдесят семь, Вороновский чувствовал всё острее и осознаннее, будто в какой-то момент для него вдруг приоткрылась возможность различать огромную палитру красок, звуков и эмоций. Возможно, так устроено природой, что это ощущение, непонятное в молодости, приходит слишком поздно, когда насладиться им удаётся не всем. Мы часто проходим мимо чего-то, не осознавая, насколько ценно то, что дано нам как бы само собой, но когда приходит время расстаться с этим, мы цепляемся за любую, пусть даже малую возможность обладания ускользающим мигом счастья.