Дара - страница 30

Неся перед собой свое подрагивающее от нетерпения орудие, я подошел к постели. Я не мог оторвать взгляда от предмета своего вожделения и невольно подумал, насколько женское святая святых изящнее и аккуратнее того хозяйства, которое обычно болтается из стороны в сторону между ног у мужчины. Я лег на нее, но вспомнив о ленте, обвязанной вокруг моего члена, хотел было снять ее.

Дара взмолилась:

— Прошу тебя, милый, оставь ее на нем. Она будет щекотать мое воображение… и попу, когда ты войдешь в меня.

Заметив на моем лице сомнение, она печально протянула:

— Ну, пожа-алуйста…

Разве я мог в чем-нибудь отказать ей в эту минуту! Когда ее мягкие, пухлые бедра распахнулись мне навстречу, открывая моему взгляду влажные, розовые губы ее влагалища, мои чресла томительно и зыбко содрогнулись от вожделения, и я, словно падая в омут, глубоко вонзил в нее вздувшийся, нестерпимо напрягшийся член.

Ни одно наслаждение во всем мире не может сравниться с этим чувством — когда обволакивающая, горячая, нутряная плоть расступается, чтобы принять в свои тесные объятия твой пылающий, настойчивый орган.

Эти игры с желтой лентой так завели меня, что страсть совершенно затуманила мне голову. Несколько мощных толчков — и я застонал от облегчения, освобождаясь от груза горячего семени, хлынувшего из меня. Но Дара так радостно и возбуждающе извивалась подо мной, ловя каждое мое движение, что страстный пыл сразу же снова овладел мной. Но теперь мой первый порыв был удовлетворен, и нетерпение больше не мешало мне наслаждаться любовной игрой. Вспомнив, в какой восторг привели ее наши забавы с подпрыгивающим членом, я подергал им у нее внутри. Это сразу же подействовало: она схватила меня за шею и впилась в мои губы страстным поцелуем. Она переставала целовать меня только для того, чтобы попросить повторения.

Когда я начал уставать, попросил ее попробовать проделать со мной нечто подобное при помощи мышц влагалища и пообещал, что за каждый раз она будет вознаграждена нежным поцелуем. Она начала с легкого пожатия, но как только ее движения стали усиливаться, я почувствовал, как затрепетал у нее внутри мой напряженный член. Ощущение было настолько необычным и возбуждающим, что даже самые горячие поцелуи не могли выразить моей благодарности. Все же я держал свое слово и каждый раз все глубже и жарче проникал кончиком языка в ее полуоткрытый, жадный рот.

Когда ее пожатия стали ослабевать, я сменил ее и сам продолжил игру. Так мы забавлялись больше часа. Почувствовав, что мои ощущения вновь обостряются, я приподнял над постелью ее зад и начал неторопливо скользить в ней взад-вперед. Она потянулась мне навстречу и с готовностью подхватила ритм моих движений. Темп нарастал все больше, вместе с ним росло и наше возбуждение, пока мы не вцепились друг в друга с какой-то бешеной силой.

Закрыв глаза и до скрипа стиснув зубы, она мотала головой из стороны в сторону, ее руки судорожно впивались в мои плечи, она достигла экстаза в ту же секунду, когда в ее недра горячей струей брызнуло освобожденное семя. Когда сотрясавшие нас спазмы постепенно утихли, мы, обнявшись, блаженно опустились на подушку, наслаждаясь нежными ласками и мягкими объятиями принявшей нас постели. Я услышал свой голос, вновь и вновь повторявший: «Я люблю тебя. Люблю, люблю тебя, милая Дара».

Она ничего не отвечала, и я, приподнявшись, посмотрел на нее. Ее побледневшие губы были полуоткрыты, на длинных шелковистых ресницах блестели слезы.

— Милая, с тобой все хорошо? — спросил я ее тревожно.

Она открыла глаза и сквозь слезы бросила на меня нежный, влюбленный взгляд.

— Я не могу пошевелиться, мне хочется, чтобы время шло, а я продолжала лежать вот так, не шевелясь, день за днем переживая это ощущение, — тихонько мурлыкала она, скорее разговаривая сама с собой, чем отвечая на мой вопрос.

Я нежно поцеловал ее в губы, повернулся на спину и, сладко потянувшись, вытянулся во весь рост. Я любил Дару, любил эту уютную комнату и нашу кровать; я любил весь мир и всех людей, которые в нем живут. В этом блаженном состоянии мне казалось, что время остановилось, что не будет больше ни «сегодня», ни «завтра».