Дары лесного духа - страница 3
Эти скитающиеся в иллюзорном безмолвии великаны ощущали беспросветный взор Иричилля как прикосновение. Лёгкое и настойчивое. Как падение на плечо неостывшей частички пепла, как попытка неизвестности потрогать сердцебиение. То, что настораживало и заставляло напрягаться и беспечных, и донельзя самоуверенных пришельцев. Всякий человек, привлекший внимание лесного духа, останавливался, замирал и, поняв, что присутствие некоего живого существа ему не мерещится, озирался в растерянности, пытаясь разглядеть того, кто застал его врасплох. И завидев Иричилля, вздыхал с облегчением. Нередко и улыбался. Так вот же кто это. Птичка. Всего-то маленькая пушистая и глазастая птаха на длинных ножках. Вот кто шевелит тонкие веточки и шебуршится у корней.
Зоркий лесной дух Иричилль, верный призванию, исполнял маленькие смутные желания больших пришельцев. Он, с лёгкостью очаровав заплутавшего в чаще гостя, выводил его на знакомую тропку. Он мог показать не вытоптанную земляничную полянку невезучему лакомке. Или брод через змеящийся в овраге бурый ручей. Или выманить незадачливого грибника с полупустым лукошком к россыпи лисичек, выглядывающих из-под щетинистого тёмно-зелёного мха.
Он творил крошечные чудеса, каковые были ему по силам. Зная, что гости не видят в столь маленьких удачах ничего чудесного. Но ведь они и не жаждали никакой волшбы. А если и грезили о чём-то совершенно необыкновенном, то воплотить такие мечты лесной дух не волен. Не понимал Иричилль, отчего люди считают чудом небывальщину.
Но неназойливое служение пылкого кудесника пущи играло всеми красками волшебства, когда он встречал на тропе неумолчного шороха гостью с длинными волосами, неизменно украшенными паутиной и хвоинками. Она не узнавала его, конечно же. Для неё всякий раз он был просто зарянкой, птахой с рыжей грудкой, пламенеющей в лесном сумраке. Она не задумывалась о том, что ничего не бывает просто так.
Ей нездоровилось. Она часто уставала и ходила с трудом, прихрамывая, или же, закаменев, подолгу не могла сойти с места, пережидая обострившуюся ломоту в суставах. Но вдруг её внимание отвлекал мелькающий на расстоянии выдоха негасимый огонёк, и боль отступала. Сама тяга к всенепременно сбывающимся чудесам оказалась целительной. В глубине души гостья верила, что со временем Лес поглотит недуг, поразивший её в том возрасте, когда страшным заболеванием считаются прыщи на лбу. Иричилль видел её сокровенные мысли так же явственно, как он видел ёрзающих на донышке не взбаламученной лужицы щитней.
Но в дар ему достались малые чудеса, малые шаги, приводящие терпеливых к чему-то большему.
Как-то гостья подобрала на узкой тропе-проточине отломанное серое крылышко ночной бабочки и, рассмотрев его хорошенько, со вздохом оставила лежать во мху. Сожаление причудницы отразилось и замерцало в зрачках лесного чародея предвкушением игры. И вновь Иричилль высек искру бескорыстного любопытства в тёмно-серых глазах и заманил гостью в непролазный ельник. Она пробиралась сквозь ломкую сушь отмирающего приземного лапника на четвереньках, уколола щёку до крови, но не останавливалась, пока не уткнулась носом в обнимающее мохнатыми лапками тонкую облупленную веточку, чутко дремлющее существо, напоминающее видом нарост сизого лишайника. Пробудившись от затрепетавшего под брюшком тепла, бабочка дрогнула и застила чуть не полностью узкую ладонь пепельными крыльями, неярко полыхнувшими голубой перевязью. Взлетела, зависнув на биении воздуха о пульс взволнованной гостьи, развернулась, пританцовывая в ритмичном шелесте, и исчезла.
А лесной дух-невеличка ворошил клювом пёрышки, сощурив жгучие глазёнки.
В день сладости Иричилль привёл восторженную гостью к малиннику, заполонившему узкую прогалину в старом ельнике. Налившиеся соком ягоды гнули к земле цепкие плети. Желанные ягодки, приметные карминовые и неброские желтоватые, цвета лепестков недотроги. Медвяного вкуса, без горечи. Лесные сласти, чудеса как они есть. Простая быль, а не затейливая выдумка.