Дела житейские - страница 22
Тут пришли с телефонной станции, извинившись за опоздание. К этому времени я уже закончил с кроватью. Жаль, что у нее нет матраса. Зора беспрерывно названивала по телефону, а так как я сверлил дрелью дырки в гостиной и шум стоял невыносимый, она ушла в ванную и закрыла за собой дверь. Хотелось бы мне знать, с кем это она все время разговаривает. Хоть я и понимал, что это не мое дело, но уж лучше бы она разговаривала со мной. Наконец она вышла, села на коробку и стала смотреть, что я делаю. Я прикинулся, что с головой ушел в работу.
— Не хотите ли пива? — спросила она.
— Неплохая мысль.
— Я сбегаю на угол и принесу.
— Да бросьте, незачем. Стакан холодной воды — тоже хорошо.
— Да ерунда, я сбегаю.
Она на минуту ушла в спальню и вернулась в узких шортах. Зад у нее как налитой. Она натянула на себя ярко-оранжевую майку с надписью „Лучше всего на Багамах". Из-под восходящего солнца выпирали крепкие груди.
— Вы бывали на Багамских островах? — спросил я.
— Да. А вы?
— Нет, только в Пуэрто-Рико и на Карибах, — я врал без зазрения совести.
Во-первых, я до смерти боялся летать на самолетах. Даже в армии я напивался в стельку, когда надо было лететь, так, что и не помнил полета. А во-вторых, у меня не было денег, чтобы помышлять об отпуске. Фрэнклин, больно уж ты расхорохорился, чтоб понравиться этой красотке. Внутри у меня все переворачивалось. Если бы я умел молиться, сейчас самый подходящий момент, чтоб попросить вразумить меня, дать сил, твердости и прибавить здравого смысла. О Боже!
— Не боитесь меня одного оставить?
— А вам что, нельзя доверять?
— Что можно, то можно, — только я и сказал.
Зора ушла. Я нашел несколько болтов в своем ящике для инструментов и повесил книжные полки. Раз, два, три. Я перешел к стерео. Отличная система. Да, эта уж не жмется, когда речь идет о музыке. Сразу видно. И знает, что покупать. „Акай". Роскошные колонки! Ишь ты! Когда я наконец выкарабкаюсь из дерьма, куплю вот такую аппаратуру. Я искал нужную станцию по тьюнеру, когда услышал, что она вернулась.
— Неужели вы это собрали? — она очень удивилась.
— Мне это запросто. Я только этим и занимаюсь.
Она открыла мне пиво, я сделал глоток и закурил сигарету.
— А вы не хотите?
— Я не пью, — сказала она.
„Отлично, — подумал я. — А мне спиртное только подавай".
— Может, сейчас расставим книги или потом?
— Потом.
— Лучше разделаться с этим сейчас. Вы же до верхних полок не достанете, а лестницы, похоже, здесь нет. Так что уж лучше сделать это, пока я здесь.
— Хотите, чтобы я вас использовала? — спросила она.
Я едва удержался, чтобы не ухмыльнуться.
— Ну да, подавайте мне книги, а я их буду расставлять.
Черт побери, мне совсем не хотелось уходить отсюда. Мне было уютно здесь с этой женщиной. Потом я заметил, как подозрительно она на меня смотрит, будто знает, что придется расплачиваться, и догадывается, чем. Женщины никак не могут поверить, что мужчина может что-то делать для них просто из расположения; они убеждены, что нам от них что-то обязательно нужно. В общем-то, боюсь, они правы, но я ни о какой расплате не думал. Просто меня разбирало любопытство.
Больше часа мы раскладывали по полкам эти чертовы книги. Я-то думал, что у меня много книг, но она меня за пояс заткнула. У нее были самые разные книги: философия, зарубежная кулинария, медицина, поэзия и беллетристика — не какая-нибудь там макулатура вроде Джекки Коллинз. Это, признаюсь, произвело на меня впечатление. Наконец она передала мне портрет толстой, но очень красивой женщины.
— Кто это? — спросил я.
— Моя мать.
— Она такая же красивая, как и вы. Где она сейчас?
— Она умерла, когда мне было три года.
— Простите. Куда поставить?
— Вот здесь, — сказала она, указав на „Их очи узрели Бога". Эта книга стояла на полке отдельно.
Закончив, мы сели на темно-красный диван. Комната приобретала жилой вид.
— Ну, что теперь? — спросил я. Мне по-прежнему не хотелось уходить. Здесь было так хорошо, что я согласился бы остаться у нее навсегда.
— Что теперь? О чем вы?
— Я хотел спросить, нужно ли что-нибудь еще, раз уж я здесь.
— Все, баста! Я совсем выдохлась. А вы?