Дело портсмутских злочинцев - страница 64
Внезапно Хоар попал в полосу густого тумана. Порыв ветра, журчание воды под форштевнем «Невообразимой» — и звезды исчезли. Вместе с ними полностью пропал ветер. Пинас практически остановился, видимость резко ухудшилась. Через минуту он с трудом различал свою собственную мачту, паруса на которой повисли, слегка болтаясь на небольшой зыби. Ходовые огни — зеленый и красный — слабо мерцали в тумане.
Он пошел вниз, чтобы достать раковину, которую использовал в качестве туманного горна. Вернувшись на палубу, он занял прежнее место и издал продолжительный гудок в окружающую мрачную черно-серую пелену. Он повторял гудки каждую минуту, измеряя время по собственному регулярному пульсу. В промежутках между гудками он слушал.
Долгое время других гудков не было слышно, и, наконец, ему показалось, что он уловил слабое эхо собственного гудка. По корме появилось тусклое расплывчатое пятно, немного темнее окружающей серости. Хоар повернул раковину в его направлении и дунул в нее.
— Эгей, — послышался ответный окрик.
Не имея возможности ответить, Хоар отложил раковину, вынул боцманскую дудку и издал громкий свист.
Вспышка, треск, оглушительный удар по темени, нанесенный сзади, и из глаз посыпались искры как огни фейерверка. Он упал на бок. Значит, вот она, смерть, подумал он.
Хоар находился в бесчувствии не более одной минуты. Он не мог ничего понять, не мог ничего видеть, не мог пошевелиться… но он мог чувствовать — он ощущал легкие толчки в борт своего суденышка. Он мог слышать — он слышал голос человека, но не разбирал слова. Насколько он мог понять, он лежал, распластавшись спиной на румпеле, смотря вверх и видя только туман… или не видя ничего.
«Невообразимая» накренилась на левый борт под весом кого-то, ступившего на ее палубу. Кто-то — он мог видеть! — наклонился над ним, схватил за плечи и потряс его. Его челюсти расслабились, острая боль пронзила череп, и он услышал звуки капель своей крови, падающих на аккуратную палубу яхты.
— Mort. Bon! — Эти слова он понял вполне отчетливо. — Aides-moi, louche. Mettons-le en bas[22].
На борт прибыл другой человек. Вдвоем они подтащили Хоара к сходному люку и скинули его вниз. Он упал лицом вниз и почувствовал хруст своего носа, ударившегося о каютный стол. Он услышал, как один из них спустился вниз более цивилизованным путем — по сходному трапу. Зажегся фонарь. Рука схватила его за волосы, приподняла голову, а затем отпустила, позволив ей упасть на яхтенные пайолы.
— Vous dever lui couper la gorge, monsieur, pour la surete[23], — произнес другой голос.
— Non. Il a ete officer et gentilhomme. Viens; prend-toi les pieds. Vite, alors![24]
Французский язык обоих мужчин имел необычный, странно знакомый акцент. Но Хоар очень устал. Он решил снова впасть в беспамятство.
Правым боком Хоар лежал в воде. Другой бок был мокрым и холодным. В затылке стучало, дышать своим разбитым носом не получалось, обоняние отсутствовало. Но зато он снова мог видеть. Серый квадрат тумана был открытым люком, в который его скинули. И он мог слышать — плеск трюмной воды вокруг него и регулярный стук какого-то круглого предмета, перекатывающегося в льялах «Невообразимой».
И еще он мог двигаться, правда, с большим трудом. Он протянул руку, ухватился за край стола, подтянулся и сел, помогая себе другой рукой.
Вода соленая — они проломили днище яхты? Если так, гневно подумал он, то я заставлю их позавтракать собственными яйцами. Но пока внутрь попало не так уж много воды. Знать бы, где он находится…
Он сидел в воде, сидел не на досках с различными названиями его яхты, служившими пайолами в его каюте, а прямо в льялах. Твердый объект, старающийся просверлить дополнительное отверстие в его заднице, оказался открытым забортным клапаном. Яхта была небольшой, и ей было достаточно одного кингстона. Будучи прижатым к нему, он затруднял доступ забортной воды внутрь судна и таким образом поддерживал его на плаву. Он принес извинения кингстону, завернул клапан, извергнул из себя унцию горчайшей желчи, упал и снова потерял сознание.
Когда Хоар пришел в себя, неяркий дневной свет проникал сквозь открытый сходной люк. «Невообразимая» продолжала лежать в дрейфе, тяжело раскачиваясь на медленной длинной зыби. Он собрал все свои силы, вскарабкался по трапу на палубу, прополз вперед к помпе и стал откачивать воду. Останавливаясь каждый раз после нескольких качков рукояткой насоса, он все же смог обеспечить тонкую непрерывную струю льяльной воды за борт.