Дельтаплан - страница 2

И все, что видел он с высоты своего полета, казалось до удивления знакомым, как на пути к родному гнезду, которым летал не однажды. Он закрыл глаза и долго слушал пение ветра в крыльях. И вновь радость охватила его. Ведь он летел туда, куда влекло его сердце.

Неожиданно снизу донесся тяжелый всплеск, как если бы в воду с большой высоты плашмя упало бревно. Почти тотчас же он ощутил дошедшую следом тугую волну болотной прели и испарений заиленного дна.

Он лег на крыло и еще раз прошелся над этой лагуной. Небольшая стайка кряковых уток, панически хлеща по воде крыльями, неслась к камышам, которые тяжело колыхались на высокой, кругами идущей волне, а там, где стояла рябь от падающих брызг, он и в самом деле заметил бревно, медленно уходившее в черную глубину омута огромна своим смолистым комлем. Напоследок оно ворохнулось, шевельнув плавниками, и широкие, землистые от лишаев и наростов жабры сурла разошлись, выпустив пузырь воздуха, от которого вода на поверхности порозовела.

Он знал, что в этих местах попадались сомы в человеческий рост и в три пуда весом, но такого громадного ему еще не приходилось видеть. А может быть даже, это и есть тот самый сом-лоскотун?

Деды рассказывали такую историю.

…Давным-давно, у ти времена, когда на месте залива текла река с хуторами и селами по берегам, ув омути пид Лупэньками объявився незвычайной величизны сом. Тий сом доив забредших на водопой коров та лоскотав дивчат, яки теплими летними вечерами тайком вид хлопцев бегали на речку скупнутысь. Ну, насчет того, кто лоскотав дивчат, ходили разные слухи, да и сами дивчата грозились выдирваты чуба тому «сому», а вот что вин стягал ув омут телка — так то Гриць Матюшок своима очима бачив. Тоди и побожился Гриць, что споймает сома соби на студень. Пошел вин к ковалю, та отковал крюка зи старого лемеху, натер воском шворку товщиной ув палец, а потим обмотал крюк потрохами та и бросил тои крюк в омут. Шворку же вид крюка, як люди кажуть, до старой ветлы привязал. Дви ночи просидел Гриць у омута — не берет крюка сом! И вот на третью ночь, едва тильки пивни заголосили, як шворка дернулась так, шо затрещала старая ветла и с корнями пошла из земли. Смекнул Гриць, шо с сомом ему не справиться. Побиг вин до села, та не людей кликать, а впрягать коня у пидводу, чтобы тишки сома на рынок свезти. Очень уж не хотелось Грицю с родичами делиться. Пригнал вин пидводу, выждал, поки шворка, на какой сом ходил, слабину даст, да и причипив ее до пидводы, накрепко примотал. А потим давай коня стегать, сома с омуту тащить. Да якись дернул сом раза и всю тою пидводу с конякой ув омута скинув, хиба тильки уха с тоей коняки и остались из воды торчать. Вот какой могучий був лоскотун! Насилу Гриць коня выпряг, а уж пидвода пропала как есть. Потим ще три дни лоскотун тою пидводу по увсий ричьци тягал уверх колисами, поки дэ-хтось тою пидводу нэ вкрав. А то добра була ув Гриця Матюшка пидвода!..

Он еще оглядел заводь, где сом схватил утку, но увидел лишь бурую полосу озерного ила, протянувшуюся к протоке в спокойной желтой воде.

Ему вдруг отчаянно захотелось скользнуть вниз, вдохнуть сухой, чуть горьковатый запах ромашки на островах и пронестись над озерами, легко взмывая у дамб и вновь прижимаясь к стене камыша. Полет внизу, у воды, дарил пьянящее чувство стремительности, которого так не хватало здесь, в спокойном парении, на этой безумной высоте, вровень с солнцем. Но сейчас у воды было слишком тесно, да и следовало поберечь запас хода для возвращения назад.

В самом деле, эти удаленные от млына озера поражали обилием утки. Молодь встала уже на крыло и сбивалась в стайки, держась на воде особняком. Над гладью озер не стихало хлопанье крыльев, плеск воды и многоголосое кряканье. То одна, то другая стайка, разом снявшись, медленно набирали высоту в затяжном пологом подъеме, словно сберегая силы для дальнего перелета, но за первой же дамбой утки дружно садились на воду. И только молодые глупые крыжни продолжали, нетерпеливо крича, кружить над стаей, втайне довольные тем, что можно у всех на виду мешать и надоедать старикам.