Дельтаплан - страница 3

стр.

Один из этих молодцов, очень крупный крапчатый крыжень в изумрудном галстуке с ослепительно белыми манжетками на крепких коротких крыльях, вдруг оставил товарищей, недовольно крякнул, кувыркнулся в воздухе и свечой пошел вверх. Быстро выбирая высоту с каждым новым ударом крыльев, сорванец смело ринулся наперерез громадному чужаку. Похоже, крыжень буквально изнывал от любопытства. Вот уже хорошо стали видны тонкие глянцевые, точно вощеные, маховые перья, темно-зеленая спинка и караковый пух гузна — настигнув громадного, распластавшего в небе неподвижные крылья врага, крыжень легко ушел вперед. Но вдруг он круто развернулся, став на гузно, как суслик у норки, и, растопырив лапки, с трудом держа равновесие, с величайшим недоумением уставился на соперника.

Молодая, глупая, большеротая и щекастая физиономия крыжня излучала такой восторг и удивление, что он от души рассмеялся.

Крыжень сморгнул оранжевым глазом, озадаченно крякнул и, бултыхая в воздухе лапками, кубарем скатился вниз, к стае.

Он с благодарностью и сожалением посмотрел крыжню вслед, но вскоре потерял его из виду. Странный звук, похожий на отдаленные раскаты грома, заставил позабыть обо всем. Громыхнуло где-то там, над заболоченным, густо поросшим камышом лиманом, и от этого в небе сделалось неуютно и пусто, несмотря на безоблачный и ясный горизонт вокруг. Неужели гроза?

Во всяком случае, нужно было спешить. Он никогда не летал в грозу, но знал, как это опасно. Он прислушался снова. Бескрайняя, лишь изредка нарушаемая криком птиц тишина стояла над плавнями. Нет, наверное, ему показалось…

Он парил в вышине, привычно и чутко перебирая несмелые дуновения ветра, пробегавшие в неподвижном воздухе. Сухо шуршал о крыло неведомо как залетевший сюда горячечный, душный порыв степной поземки, ослепшей в пыли вековых большаков. Нежным теленком ласкался пряный молочный настой поймы зеньковского гирла, словно только что взятый из-под парного коровьего бока с дальних лугов в конюшине и мяте. Мелкою дрожью бежала с крыла предвечерняя сырость оврагов, крепкая грибная прель сменялась застойным дыханием стариц, а между ними, точно вплетенный в душистые девичьи косы, плыл над лиманом венок земляничных полян островов.

Почти безотчетно, подчиняясь всецело инстинкту полета, он уклонялся от встречных потоков, обходил боковые и, забирая в крыло попутный, подолгу стоял на его гребне, пока его легкий прибрежный порыв не угасал окончательно в ломком шелесте тростниковых отмелей.

Но вот уже и длинные тени деревьев упали на воды. Окаймленные осокой заводи померкли, стыдливо потупили взгляд, пряча его под густыми ресницами очерета. Протоки словно бы сделались у́же, а дамбы и насыпи выше.

Вот и солнце коснулось верхушек седых тополей на отдаленной косе. И только он не замечал, что приближается вечер и скоро начнет смеркаться. Ведь он по-прежнему летел вровень с солнцем.

Неожиданно цепь островков, поросших серебристыми ветлами, легла на его пути. Он пошел вдоль нее, отыскивая просвет, но его все не было. В отчаянии он хотел уже повернуть назад, когда впереди, за стволами, открылась протока. Кроны деревьев смыкались над нею, и лететь можно было только у самой воды. Он пронесся под этим зеленым сводом и увидел залив, в котором пылали такие яркие краски заката, что он поневоле зажмурил глаза…

Осмотревшись, он понял, что идет у самой воды, в тени крутого, обрывистого берега. Он выровнял свой полет, а когда поднялся чуть выше, то вскрикнул от удивления — до того знакомой показалась ему эта картина.

Над обрывом, широко разойдясь по ровному склону, шумела дубовая роща, насквозь пронизанная солнцем, а между деревьями — он видел это совершенно отчетливо — мелькнула тропинка, точно такая же, как в обычном дачном лесу, исхоженном вдоль и поперек.

Он двинулся над чертой обрыва, и вскоре роща исчезла за густыми кустами боярышника. Берег все уводил его вправо, и вскоре в зарослях сирени показалась кирпичная кладка парковой ограды. Теперь он точно знал, где находится, и у него перехватило дыхание: это был Заброшенный остров!

По-видимому, старый дом и усадебные строения находились где-то поблизости. Да и замшелая, с травой в проломах, решетка парка, с развалинами беседки на углу, терялась в зелени сада. Ему захотелось вернуться туда, где по склону петляла дорожка, и подняться над рощей, чтобы увидеть все сразу. Но, подумав, он решил пока что не обнаруживать себя здесь.