Демагог и лэди Файр - страница 27

— Вот, господа, — сказал Годдар, обернувшись к делегатам, — я сжег ваши корабли.

Два дня спустя приехала лэди Файр.

Она явилась в Экклесби «не для удовольствия, а для дела», как она объявила об этом друзьям. Вместо гостиницы она остановилась у мистера Кристофора Уентворса, представителя Прогрессивной Лиги в округе и одновременно с тем ее покорного вассала. Жена последнего встретила лэди Файр прежде всего предупреждением, чтобы лэди не очень замучила ее супруга политикой. Добродетельная дама чересчур заботилась о слабом горле и плохом желудке своего мужа. Но, кажется, этим и ограничивались ее заботы о нем.

— Вы можете делать, что угодно, Роданта, — сказала она лэди Файр, — только, бога ради, не тащите Кристофора с собой на открытые митинги. Он только схватит там бронхит и опоздает к обеду.

— О, Кристофор мне совершенно не нужен, — успокоила ее лэди Файр, — пусть он сидит дома, пишет письма и считает казенные деньги.

Она написала Годдару о своем приезде и просила навестить ее. Он еще ранее получил от нее из Лондона два или три письма, написанных изящным почерком, и с нетерпением ожидал оповещения о ее приезде.

Он немедленно явился к ней и застал ее одну в светлой большой комнате. Лэди Файр показалась ему необыкновенной красавицей в ее простом, но элегантном синем костюме. Ее молодость, свежесть, красота совершенно ослепили его, уже привыкшего за последнее время к темным грязным домам и к озабоченным лицам. Она хотела поскорее услышать все подробности о положении дел и потребовала от него полного отчета. Годдар почувствовал себя, как всегда в ее присутствии, радостно возбужденным, и его осенили надежды на успех и победу.

— Теперь и я вам расскажу кое-что! — сказала она, когда он кончил. — Вы не можете сказать, что у меня нет характера. Когда вы вошли сюда в комнату, мне страшно хотелось сообщить вам одну новость, и все же я выдержала характер и терпеливо вас выслушала. Я приготовила вам сюрприз. Я собираюсь открыть дешевую детскую столовую. Вы ничего не слыхали про это?

— Ни слова.

— Как я рада! — она засмеялась и забила в ладоши, — а ведь все это делалось под самым вашим носом. Это моя собственная идея. Дети страдают больше всего. Они, бедненькие, даже не понимают, за что им приходится голодать. И вот я им буду давать за полпенни завтрак или чай и досыта хлеба с маслом.

— А деньги? — спросил Годдар.

— О, это я все устроила, — восторженно воскликнула лэди Файр, — я сумела выманить пособие от Лиги, а редакция «Evening Chronicle» обещала мне открыть подписку с сегодняшнего же номера. Я веду переговоры о передаче в наше распоряжение бараков армии спасения, а Иванс и Уилльямс начинают закупать продукты. Я ведь кое-что сделала, не правда ли?

— Еще бы! — сказал Годдар, — это будет для нас огромной помощью.

— Вы не сердитесь на меня, что я делала это тайком от вас? — спросила она. — Мне так хотелось удивить вас и порадовать небольшой неожиданной помощью.

Она сложила свои руки на коленях и нагнулась вперед, заглядывая ему в лицо с прелестной и робкой улыбкой.

Годдар мог ей ответить только одно: ее затеи великолепны! Он искал и не находил слов, чтобы высказать свое волнение. И только уже прощаясь с ней он внезапно сказал прерывающимся голосом:

— Я чувствую себя другим человеком с тех пор как увидел вас. Мною уже начинало овладевать отчаяние. А теперь, — знаете, как сказано в стихотворении: «Удивительно, как улыбка Бога может изменить весь мир». Вы для меня улыбка Бога.

Лэди Файр отвернулась и покраснела. Она чувствовала, что краснеет, как девочка, но не могла совладать с собой. Никто еще не говорил ей таких слов. Она не знала, сердиться ли ей или радоваться? И, как умная женщина, предпочла неопределенность. Но, прощаясь с ним, она не могла никуда спрятать сверкающей в ее глазах нежности.

— Я буду в бараках армии спасения сегодня в девять часов вечера, — сказала она. — Может быть, вы придете немного помочь мне, если вы только не очень заняты.

Он с радостью обещал и вышел от нее сильным и бодрым. Никогда он не чувствовал в себе такой уверенности в конечной победе. Ему вдруг захотелось избыток своего счастья отдать другим, и он начал обходить убогие квартиры рабочих; своими словами, всем своим видом он вносил бодрость и передавал им частицу своей уверенности.