Демагог и лэди Файр - страница 28

Один рабочий упорно не поддавался этому настроению.

— Стачки никогда не доводят до добра, — сказал он.

Годдар пристыдил его за малодушие. Ему хотелось крикнуть: «Да разве ты не видишь, что я непобедим?»

И в этот вечер счастье одного человека подняло настроение всей массы рабочих на несколько дней.

Детская столовая имела большой успех. Лэди Файр работала без устали, самолично раздавая кушанье. Вместе со своими помощниками она хозяйничала за столами в огромном пустом зале. Столы ломились под тяжестью больших чайников, гор хлеба и дымящихся тарелок с кашей.

Годдар любил пробираться сквозь толпу шумных чумазых ребятишек к тому месту, где стояла лэди Файр, всегда восхитительно свежая, в белом передничке и с засученными рукавами. Он любил смотреть, как она деловито раздавала кушанье; принимала деньги из маленьких грязных ручек, а чаще сама платила за бесчисленное множество несостоятельных посетителей. Когда толпа ребятишек спадала и в бараке становилось просторнее, она отходила от стола и ходила с Годдаром взад и вперед по зале, разговаривая о делах. Никогда еще не была она так близка ему, как теперь, когда их связывали общие интересы.

Иногда он встречался с ней на улице, при обходах домов рабочих; порою он видел ее на митингах. Она обычно сидела в своей коляске за толпой рабочих и оттуда внимательно слушала его речь. Однажды она уговорила его даже придти к Уентворсам. И с каждым днем она все больше входила в его жизнь.

Положение его, как руководителя борьбы, становилось между тем все труднее. Слухи о поддержке фабрикантов крупным банкиром Розенталем все больше находили веру среди рабочих. На второй конференции, тоже не приведшей ни к каким результатам, один из промышленников похвастался, что они смогут выдержать двухлетний локаут. Годдар созвал общее собрание всех рабочих и с горячей страстностью доказывал, что этот фабрикант лжет. И снова рабочие подчинились его воле.

Никогда не боролся он так упорно, как теперь. Слишком много зависело от исхода этой борьбы. Дело шло не только о великих принципах труда, не только о настоящем и будущем многолюдного города, но и о его собственной карьере, а также — странным и непонятным образом и об его отношениях с лэди Файр.

Между тем лондонские знакомые стали настойчиво требовать лэди Файр обратно в Лондон. В Прогрессивной Лиге начались раздоры.

«Только вы можете поправить дело, — писал ей Алоизий Глим, — Фентон и Гендрик повздорили между собой, и мы все разделились на два лагеря. Вы должны приехать и помирить их за своим столом».

Лэди Файр колебалась. У нее была одна важная причина, чтобы остаться в Экклесби, и пятьдесят маленьких причин, чтобы поехать в Лондон. Детская столовая была в полном ходу. Ее личное участие становилось уже излишним, и она свободно могла передать ведение этого дела в компетентные руки. В сущности ей не для чего было оставаться! Это был редкий случай в жизни лэди Файр: она колебалась и не знала, чего она хочет. Наконец она решила пойти на компромисс: она поедет в Лондон, чтобы примирить врагов, а затем вернется в Экклесби.

— Я с большой неохотой покидаю вас, — сказала она Годдару накануне своего отъезда. — Можно подумать, что я дезертирую в тяжелую минуту. Но я постараюсь вернуться как можно скорее.

— Да, пожалуйста, вернитесь, — сказал Годдар умоляющим голосом. — Рабочие вас так полюбили, а для меня вы незаменимая поддержка.

Они возвращались пешком из детской столовой. Чтобы получить прощение за свой отъезд, лэди Файр отослала свою коляску и позволила Годдару проводить ее пешком домой. Была уже ночь. Луна поднялась и освещала все окружающее своим матово-серебристым светом.

— Я очень мало сделала, — ответила она на его последние слова.

— Вы были мне лучшей советницей во всех делах, — сказал Годдар.

— Вам это только кажется. Вы мне только рассказывали и сами же при этом разбирались во всех вопросах.

— Как бы то ни было, но я не мог бы обойтись без вас.

— Если хотите, пишите мне каждый день обо всем, и, таким образом, я буду продолжать «советовать» вам. Хотите?

— Вы слишком добры ко мне, — горячо ответил он.