Демократы - страница 17

— Пан заболели, они помогают пани хозяйке делать компрессы.

Вопросы и ответы молниеносно следовали один за другим, поэтому трудно было понять, кто кому помогает делать компрессы: больной пан помогает делать компрессы пани хозяйке, или пани хозяйка делает компрессы пану, кому помогает пани кухарка — пану или пани хозяйке. Впрочем, это в конце концов несущественно. Ландика интересовал Толкош.

— Толкош был у вас?

— Нет.

— Болван!

Ландик дал девушке крону и украдкой взглянул на письмо. Милка побежала в лавку. Ландик посмотрел адрес: «Пану доктору Ландику, в управление». Он успел заметить, как несоразмерно расположение его титула на конверте: начинался слева, у самого края, и падал носом вниз, направо. Буковки — где пузатые, где узкие, то расползались в разные стороны, то сбивались в кучу. Уже по адресу было видно, каких трудов Гане стоило написать письмо.

Поморщившись, Ландик спрятал письмо в карман. Пройдя несколько шагов, он снова достал его и наскоро просмотрел. Несколько строк было приписано на анонимном письме. Голубая бумага!.. Толкош! Гана пересылала ему анонимное письмо Толкоша, в котором — Толкош сам вчера говорил об этом — тот «хорошо расписал» Ландика. Письмо — сплошные предостережения и подозрения.

«Надо было стукнуть его по башке! — с раздражением подумал Ландик. — Те же самые прямые печатные буквы… Это он! А она! Что пишет она?»

Ландик принялся читать приписку Ганы. Многие слова написаны так: «воттут», «онпишет», «посылаювам»… Все — вместе, с маленькой буквы. Ни запятых, ни точек.

У Ландика невольно мелькнула мысль, что Гана малограмотна. От этого, казалось, прямо в сердце соскользнул кусок льда. Ни руки, ни ноги, ни движения, ни смех, ни манеры не выдавали Гану, а письмо выдало. Ее строчки то ссорились друг с другом и расходились в разные стороны, то манили одна другую, приближались, целовались, как при встрече или расставании.

Ландик вздохнул. Его постигло жестокое разочарование, как если бы вдруг он увидел красавицу в прекрасном бальном наряде, безукоризненную, благоухающую, украшенную драгоценностями, воплощение чистоты, воздушную, а на ногах у нее вместо атласных туфелек — стоптанные, забрызганные грязью башмаки из грубой кожи. Казалось бы, пустяк, а на самом деле огромный изъян; такая «мелочь» сразу заслонила собой все кружева, драгоценности, сияние прекрасных глаз, красоту лица, губ, фигуры — все. Вместо прекрасной дамы перед глазами только башмаки из грубой кожи. И что же? В сердце, словно в лампе, подкрутишь фитилек, который горел, пропитанный сверкающей влагой, и в наступившей темноте сразу пропадет всякий интерес к красавице.

Так случилось с Ландиком. «Плюну на все, — проворчал он. — Пускай Толкош женится на ней».

Он принялся убеждать себя, что шила в мешке не утаишь. Происхождение Ганы, неловкость в обращении, в манерах, в речи, абсолютно разные вкусы… все это дало бы себя знать в их совместной жизни. Гана не ориентируется в насущных вопросах современности и не сможет ни в чем его понять… Когда же она привыкнет к нему и перестанет церемониться, несомненно, проявится ее прежняя натура. Будет отравлена вся жизнь, и ему придется все расхлебывать. Сочувствия он не захочет, да если бы и захотел, то не найдет его даже у самых близких родственников. Родные скажут: «Сам заварил кашу, сам и расхлебывай». Нет, не будет он больше варить, пусть этим занимается Толкош…

А коварный мозг опять противоречил: «Но какая прекрасная черта: она не утаила письма и не собирается следовать советам Толкоша. Она сообщает о том, какие в Старом Месте есть подлецы и ненавистники. Открытая, честная девушка. Лучше все же иметь сильный характер и жалкий почерк, чем жалкую душу и прекрасный почерк. Она не разбирается в литературе, живописи, скульптуре, политике, социальных и экономических проблемах?.. А кто из них разбирается в этом? Незнание можно прикрыть красивой меховой шубой. А культурные привески всегда можно купить, как перстень. Манеры? Грация? Такт? Да если бы она и не обладала ими, есть масса всевозможных курсов, школ — школы танцев, ритмики, хороших манер, домоводства… Покорителям мира приходилось учиться королевским манерам, жестам… Была бы природная быстрота и гибкость ума. Впрочем, этими качествами обладает почти каждая женщина, а у Ганы они наверняка в избытке. Почерк? За полгода он исправится и будет плавным, как ручеек. Хотя почерк — вряд ли… — усомнился Ландик. — На это нужно время. Орфография к тому же… Ну да ведь многие женщины не в состоянии даже прочесть письма, а в орфографии я и сам не силен».