Демон в пылающем венце - страница 3

   А потом сделал то, за что, возможно, меня впоследствии осудят. Я смутно подозревал, что если не сделаю этого, то образ дьявольского создания будет преследовать меня повсюду. И не закончу ли я свои дни, как двое моих друзей? Но уничтожить картину, как того требовал здравый смысл, я не смог. Вместо этого, я поступил по другому - ночью пробрался на кладбище в Крестовицах, отыскал могилу бедного Дерека и захоронил в ней картину. Пусть она покоится со своим безумным создателем и не тревожит более слабые человеческие умы. Дождь смоет следы и ни одна душа не узнает, где покоится тот ужас, который никогда не должен был появиться на этой земле, где и так хватает зла.

   Как хорошо бывает пройтись ясным октябрьским утром по чистым аллеям Старого города. В синеве неба, еще не затянутому тугими облаками, плескалось море тихой печали, навевая меланхолическую грусть. Спокойные клены и вязы, словно верная стража, сопровождали мою прогулку, охраняя от зыбкой реальности современного мира и даруя время для неторопливых размышлений и добрых воспоминаний.

   Размеренно и не спеша я без цели прогуливался по застывшему в предчувствии приближающейся зимы, парку, особенно не замечая происходящего вокруг, когда знакомый голос, внезапно, окликнул меня:

   - Милош, бог ты мой, какая встреча! - Ко мне, широко раскинув руки, приближался мой старинный приятель Герман. - Сколько же мы не виделись? Пять лет? Шесть?

   - Семь. Я тоже рад видеть тебя, Герман. Мы обнялись.

   - Давно в городе? Слушай, ты не занят сейчас? А то пошли ко мне. Расскажешь, где пропадал, что видел. Герман, если начинал говорить, то остановить его было трудно.

   - Для тебя, Герман, я свободен.

   Мы поймали экипаж и покатили в его старинный особняк, доставшийся ему в наследство от богатой тетушки. Герман, единственный среди нас - молодых художников - был обеспеченным человеком. Не обладая достаточным талантом, и поэтому довольно рано оставившим обучение, он, между тем, оставался душой нашей компании и, в бытность свою студентами, мы частенько гостили в его огромном доме на Ясеневой аллее. Он нередко помогал нам деньгами; будучи вхож в богатые семьи, пристраивал наши первые картины, за что мы были ему весьма благодарны.

   - Вы, художники, народ бездомный. Без крыши, без корней. Вы идете туда, куда подует ветер вашей мечты и здесь я вам завидую, - говаривал мой друг.

   Пройдя по хрустящей гравием дорожке, мы поднялись с ним на крыльцо. Тяжелые двери раскрылись, как будто поджидая, и нас встретил старый дворецкий - бессменный часовой этого дома. Словно и не было этих лет.

   Мы прошли в уютную гостиную и благодушно расположились перед камином с наполненными до краев горячим пуншем, кружками, предаваясь веселым воспоминаниям и разбавляя свои рассказы порцией доброго смеха.

   - Моя выставка в Нью-Йорке прошла с успехом, - тем временем рассказывал я, - европейская романтика там еще в почете. А как остальные? Видишь кого-нибудь? Альфреда? Дерека?

   Я обратил внимание, как вдруг изменился Герман.

   - Бедный Дерек, - мой друг поднялся, но я успел заметить тень печали на его лице.

   - А что с ним?

   - Как? Ну да, ты ведь не знаешь? О, друг мой Милош, это грустная история. Наш бедняга Дерек, написавший за свою жизнь лишь одну достойную картину, не смог справиться с тяготами бытия. Бог свидетель - я пытался помочь ему. Он покончил с собой в психиатрической лечебнице, - Герман хлопнул ладонью по столешнице.

   - Что ты говоришь?! Как такое могло произойти? - я был в растерянности. - Дерек, такой хладнокровный и расчетливый... Про него ходила шутка, что у него в жилах вместо крови течет ртуть, помнишь? Он был самым спокойным в нашей шумной компании. И, надо же... Продолжай, я слушаю.

   - Когда наши пути разошлись, каждый пошел своей дорогой покорять этот мир. Дерек выбрал, наверное, самый экстравагантный путь - он отправился в северную Африку, долго жил среди бедуинов, изучал их, писал бытовые зарисовки. Потом был Ближний Восток. Я не терял с ним связь. Мы часто переписывались. И вот однажды, он заявился прямо ко мне. Весь такой таинственный, облаченный в экзотическую ауру востока, словно загадочный арабский мир пропитал его насквозь.