День милосердия - страница 19

стр.

Она умолкла, грустно и виновато взглянула на парня и невесело рассмеялась:

— И зачем я все это рассказала? У тебя, наверное, своих забот хватает.

— Скажи лучше: что же Алик и вся эта история с замужеством? — спросил он. — Почему ты говорила «надо выходить замуж?»

Она засмеялась, махнула рукой.

— А, чепуха! Это не я — Алик. «Все равно придется выходить замуж». Бросил ресторан, сейчас нигде не работает, пишет книгу. Чудак. А вообще-то приходит на вокзал, встречать.

— Ну и что же ты? Думаешь о нем?

— Надоел. Да хватит об этом. Расскажи про себя.

— А что я? У меня отцовская колея: море плюс корабли.

— Романтик?

— Нет, реалист. Никаких фантазий, все ясно и просто. Кончу институт, пойду на завод, буду вкалывать, ездить по всему миру.

— Да, тебе хорошо. Мне бы так. Слушай, — она вдруг взяла его за руку, — вот ты такой разумный, посоветуй, как быть дальше? Что делать?

Он сидел, откинувшись в тень, закрыв глаза. Ей показалось, что он заснул.

— Ты спишь? — спросила она.

— Думаю, — сказал он, взглянув на нее. Глаза у него были усталые, красные.

— Извини, сейчас постелю, — сказала она, поднимаясь.

— Брось, не суетись, — пробормотал он и, вдруг встрепенувшись, резко поднялся, взмахнул руками, присел, вытянул одну ногу, повторил упражнение на другой ноге.

— С ума сойти! — засмеялась она. — Можно подумать, что работаешь в цирке.

— Хо! Быть студентом иной раз посложнее, чем кувыркаться на манеже. Вообще-то тебе надо учиться, — сказал он, продолжая приседать. — Ты не дура, во-первых…

— Спасибо.

— Приличный человек, во-вторых.

— Тронута.

— Ну и симпатяга, в-третьих.

— Смотрите, он даже способен на комплименты.

— Алика я бы на твоем месте послал подальше. А вот к родителям надо вернуться. У вас же неантагонистические противоречия, — сказал он с усмешкой. — И потом, они твои кровные, куда от них. А с учебой, думаю, надо воспользоваться чьей-нибудь протекцией. А почему бы и нет? Гадко не то, что кто-то за тебя хлопочет, гадко другое: когда ты дубина и бездарь, а тебя затаскивают волоком, отпихивая других. Но ты же ведь не такая.

— Да, но…

— Вот-вот, «да, но» — это хорошо. А теперь я бы поспал. Как насчет второго этажа? — кивнул он на верхнюю полку.

— Я же предлагала. Сейчас постелю.

— Не надо, так завалюсь.

Он легко, пружинисто запрыгнул на полку и растянулся там, блаженно улыбаясь.

— Ты тоже ложись, — сказал он.

— Через два часа Вышний Волочёк. Я же проводница. Буду шуметь. Не боишься?

— Ты что! Меня разбудит только крушение.

Она включила ночной свет и прилегла. Она думала о парне, об этом симпатичном «зайце», почему ей так легко с ним и совсем не страшно быть вдвоем ночью, в запертом купе, в грохочущем поезде. И стало грустно от мысли, что вот сейчас он заснет, а ей придется сидеть одной и неизвестно, удастся ли с ним поговорить завтра.

Она уже не хотела спать, было жалко тратить эту ночь на сон. Озорное, нервное настроение овладело ею, сделалось жарко, запылали щеки. Она вся дрожала, от волнения перехватывало дыхание и сохло во рту.

— Заяц, — тихо позвала она.

Он тотчас свесился с полки и долго смотрел на нее молча. Она улыбалась, не в силах больше произнести ни слова. Он спрыгнул, подсел к ней, упершись руками в подушку.

— Не боишься? — прошептал он.

Она покачала головой, зажмурилась. Он прикоснулся к ее лицу, склонился к ней низко-низко, она услышала его дыхание…

Поезд мчался сквозь ночь, сквозь первую зимнюю пургу — навстречу рассвету. С грохотом проносились мосты, темные, еле освещенные полустанки — поезд мчался безостановочно.

…Она открыла глаза. Над ней сияла синим светом ночная лампа, как звезда, которую видит тонущий последним взглядом из-под слоя воды…

Она берегла его сон до самой Москвы, старалась не шуметь, ходила тихо, на цыпочках, осторожно прикрывая за собой дверь. Разбудила она его, когда показались многоэтажные белые коробки жилмассива. Он мычал, отбивался, потом резко вскочил и, глянув в окно, начал стремительно одеваться. Она предложила ему чай и печенье, он ел жадно, торопливо, улыбаясь ей и подмигивая.

Прощанье было недолгим, он похлопал ее по плечу, весело сказал: «До новых встреч, ласточка!» Она шутливо вытолкнула его из вагона: «Прощай, заяц!»