День милосердия - страница 29
Затекли руки, он осторожно отодвинулся от Зины, встал, пошел к машине. Пора было возвращаться в поселок.
Они молча доехали до березовой рощи, на повороте дороги Зина сошла. Он пожал ей руку и про себя сказал: «Прощай!» Она пружинисто зашагала в сторону завода, он поехал домой.
Оставив машину на улице, вошел в палисадник и чуть нос к носу не столкнулся с Валерием, сыном. Высокий, сутуловатый, с волнистой густой шевелюрой, в очках, Валерий предупредительно отступил в сторону и склонил голову со своей вечно загадочной усмешкой. Морохов по привычке небрежно сказал: «Привет!» Сын приподнял руку и, как обычно, пробормотал: «Салют!» Они разошлись бы, как это бывало уже не раз, на сегодня Морохов вдруг остановился и потер лоб. Остановился и Валерий, ожидая, что скажет отец.
— Как дела? — спросил Морохов, внимательно оглядывая сына.
— А что случилось? — удивился Валерий.
— Ничего. Просто интересуюсь. Куда, если не секрет?
— В клуб. Встреча с поэтами.
— Ясно. — Морохов помолчал, помялся в какой-то странной нерешительности и легонько похлопал сына по плечу: — Ладно, валяй.
Валерий хмыкнул, и они разошлись.
Дома Иван Сергеевич прошел в свой кабинет и сел за стол. Перед ним лежали газеты, обычная домашняя доза информации за день. Он тоскливо посмотрел по сторонам, на душе было тяжело и холодно, и что-то мешало — какое-то неудобство ощущалось на столе. И тут он увидел перед собой чугунного орла — видно, приходящая домработница переставила во время уборки и забыла поставить на место, на подоконник возле глобуса. Он взял орла и стал задумчиво разглядывать его: могучий корпус, цепкие лапы, голова с мощным клювом втянута в плечи, приложенные крылья похожи на бурку старого горца… Смотрел, смотрел, и вдруг ему показалось, будто орел подмигивает ему, этак фамильярно, по-свойски. Морохов усмехнулся и, подмигнув орлу, подумал о том, что еще не все потеряно, есть еще порох в пороховнице, что для своих лет он еще хоть куда молодец.
Он позвонил Степе, чтобы отогнал в гараж машину. Потом неторопливо достал из кармана блокнот-календарь, стал просматривать свои записи. Надо было готовиться к завтрашнему дню, чтобы повернуть гигантскую шестерню еще на один зуб.
1975
ЛЕСНАЯ ПОДСТАНЦИЯ
Светлой памяти Александра Вампилова
1
Федора Пигарева привезли домой жарким июльским днем. Полуторка с крытым кузовом подкатила прямо к крыльцу. Из пигаревской половины казенного пятистенного дома выбежали друг за другом голопузые чумазые дети Федора, трое пацанов, мал мала меньше, и замерли у порога, тараща глаза. Из другой половины торопливо вышли Кухтенковы — Иван и Галина, соседи Пигаревых по Лесной подстанции. Иван, тоже монтер, был напарником Пигарева — раньше, до болезни Федора, он дежурил по четным дням, теперь же, вот уже больше месяца, работал за двоих, накапливая переработку к будущему отпуску.
Выйти Федору из кабины помогла жена его Тося, соскочившая с кузова, да подоспел Иван — поддержал под другую руку. Опираясь на Тосю и Ивана, Федор разогнулся, выпрямился во весь рост и, улыбаясь кривящимся, дергающимся ртом, кое-как настроил дыхание. Дышал он часто, в груди у него хрипело и потрескивало. Выпуклые глаза смотрели из глубоких глазниц с жадностью и страданием. Ввалившиеся щеки и виски зловеще обозначали кости черепа.
Иван, как ни наслышан был о страшной болезни, скрутившей Федора, увидев его, испугался в первый момент и, кинувшись помогать, не управился с лицом: сморщился, перекосился, словно подсунулся под покойника.
— Вот… выпустили… прощаться, — с трудом проговорил Федор, делая передышку после каждого слова.
— Не говори так, — строго сказала Тося. — Нельзя так говорить. Видишь? — кивнула она на ребятишек, испуганно жавшихся в тесную кучу.
Федор бегло взглянул на детей.
— Напугал? — Скосился на Ивана: — Тоже? А? Иван…
Иван смешался, хотел было возразить, но только потряс головой.
— Федя, бывай! — крикнул из кабины шофер и рывком взял с места в карьер. На повороте он посигналил троекратно, словно дал прощальный салют, и попылил, погнал через рощу на тракт.
Федор проводил его долгим тоскливым взглядом, глаза его повлажнели.