День открытых обложек - страница 25

Следами от шурупов.

Проступают через побелку‚ карандашом по штукатурке, телефоны и имена‚ записанные второпях‚ имена и телефоны‚ к которым нет возврата.

Надежда ушла вместе с тараканами.

Окна оклеены на зиму облигациями.

Слепенькая бабушка несет из кухни кастрюльку с молочным киселем, утеху беззубой старости. Рука дрожит – пенка на киселе дрожит – тень расползается рябью по белёной стене.

Тихие шевеления в туалете. Долгие вздохи. Слабые шуршания. Рваные газеты на кривом гвозде.

По театрам и концертным залам. Фельетон. Спорт. Из зала суда.

Сутулый старик в пижамных штанах по горло выходит к туалету‚ покорно становится у стены.

Тоже будет читать‚ когда займет место.

На полях и стройках страны.

Эхо вздохов – эхо спускаемой воды в унитазе.

Кто-то немощно ковыряется в замке: войти в квартиру и начать заново. Востроносая девочка в перекошенном платье шлепает босиком на кухню‚ лезет с ногами на табуретку‚ обнюхивает соседские кастрюли.

В жирной воде плавает встрепанная мочалка.

Тихий мальчик проходит в ванную‚ сыплет порох на подоконник‚ поджигает спичкой‚ задумчиво растворяется в едком дыму. Копоть садится на мокрые‚ вывешенные для просушки простыни‚ делает их серыми‚ поношенными на вид.

Тазы на стенах с корытами. Черные проплешины на дне ванны. Разбухшая от сырости рама. Вид на дальние бульвары. Прохлада в любую жару. По-моему‚ я тот мальчик‚ и скандала не миновать.

Женщина спешит к телефону‚ легконогая‚ торопливая‚ прижимает трубкой седенькую прядку:

– Алло! Алло!..

Мама моя.

Тени скользят по коридору.

Тени спешат к телефону.

Тени в гостях у теней.

Тени детей‚ стариков‚ тараканов…

А из Москвы написали автору: «Был у тебя сосед по дому‚ друг детства‚ который вырос и шагнул с четвертого этажа. Его брат – меленький‚ вертлявый‚ шумливый – кричал: ”Феликсу! Привет передавай!” На днях ушел вслед за братом: пил‚ была под рукой веревка...»

Повторим состоявшееся прежде…

…объединив его с настоящим, ибо памяти не свойственна очередность событий.

Меня принесли из роддома на Никитский бульвар, рядом с Арбатской площадью. В позабытую пору занимала нашу квартиру некая француженка, – или то была не француженка? Подступило грядущее с иными нравами, проклюнулась и житейская мудрость: «Следует пребывать среди людей единого социального положения».

Объявилась деловая дама, купила бывшим моим соседям по отдельному жилью на дожитие, стала владелицей раскидистых апартаментов в центре столицы, с кухней, ванной и туалетом. Не только она – весь дом раскупили, по квартире, а то и по две на семью единого социального положения.

Ковер на лестнице, стража у входа, броская вывеска над подъездом: «Обмен валюты». Не удалось лишь выяснить: появился ли в лифте плюшевый диванчик, как было прежде?

Охранник не допустит до лифта.

В этой книге немало сказано про автора…

…который тоже выбирается из-под обложек, чтобы не обратиться в персонаж, наглухо запертый под переплетами.

В прежние, совсем уж отдаленные годы бродил по кладбищам, городским и деревенским, крохотным и неохватным, скученным и раскидистым.

Смотрел. Запоминал. Сравнивал.

Не понимал даже, почему тянуло туда – молодого, удачливого.

Не понимаю и теперь.

Крест гнилой, к земле склонившийся. Глыбища с перечислением заслуг. Табличка жестяная с фамилией. Пирамида бетонная с пропеллером. Крест из водопроводных труб в голубой масляной краске, увитый цветами бумажными. «Инженер-полковник», «Генерал-майор», «Лауреат Сталинской премии», «Экономист и литературовед», «Член КПСС» – пропуском, характеристикой, гарантией в закрытый распределитель. А то и липка в изголовье проросшая, и по стволу сверху вниз, линючими белилами, буковка к буковке: «Тоня Зотова, 17 лет»...

Кладбища наши – горе наше…

…кладбища наши – зеркало наше.

Могила к могиле, ограда к ограде: сбились в кучу пугаными овцами, учуявшими в кустах горлодёра-волка.

А по дорожкам груды похоронного мусора, березки, тенью осеняющие, воронье неумолчное на ветвях, побирушка с цеплючим глазом, бравые могильщики, глиной заляпанные, в ожидании неминуемого магарыча, каменотес в закутке, обалдевший от заманчивых предложений, – беда показная, беда проживная, беда каменная, тайное облегчение и нажива.