День в раскольническом скиту - страница 7
– А эфтот каково занимается? – спросил отец Паисий, показывая на мальчика, который остался в школе и сидел за раскрытой книгой.
– Зла злейшее, прости, отче, Христа ради! Этот «углан» в учении и чтении зело косноязычен… А ну-ка, матырев сын, прочти хоть по складам свой урок! – приказал ему отец Досифей. Мальчик тотчас же начал:
– «Глаголь – слово – добро – ердь, Господь, покой – рцы – он – ро, про; слово – веди – све; – ять, просве; ща – есть – ще, просвеще, наш – иже – ние, просвещение, мыслете – он – мо – е, мое, и – слово – покой – слово – иже – си, и спаси, твердо – есть – те, и спасите, люди – ерль, и спаситель, мыслете – он – мой, мой; како – он – ко, глаголь – он – го, кого, слово – я – ся, кого ся, у буки – он – бо, – ю, убою…»
– А прочти-ка по верхам! – приказал вторично мальчику отец Досифей.
– Господь… просвещение… мое и спаситель мой кого… ся «убью».
– Кого ты убьешь? Читай: «убою!» – поправил его учитель. – Ну, читай дальше, «невеглась»!
– Господь зашу… заши… защу… – путался ученик, не зная, как выговорить трудное для него слово и трясся, как в лихорадке, боясь «кумы», которая висела прямо перед его глазами на крючке.
– Дурак!! – прогремел отец Досифей, но за плетку взяться, как видно было, постеснялся меня.
– Тыква! Сиречь, глупая голова, – перевёл он, наконец, непонятное для меня слово. – Читай: Господь защититель животу моему…
– Наказание мне с ним, – обратился учитель к отцу игумену, который всё время сидел у стола, перебирая лестовку, словно бес лютый обуял им.
– Надо завтра Евангелие прочитать над ним, авось нечистая сила его и оставит, – сказал отец Паисий. – Да и Михайло Максимыч посмотрит на это. Ведь ты не видал, как это делают? – спросил он меня.
– Нет, не видал, – отвечал я.
– Да где вам видать в вашем Вавилоне. (Раскольники – монахи живущих в миру называют «вавилонянами», а сам мир – «Вавилоном», утверждая, что в этом именно Вавилоне в настоящее время и царствует антихрист. Несмотря на это, они от христолюбцев – вавилонян принимают милостыню в виде кредитных билетов, крупчатки, изюма, мёда, масла, штуками ситца, сукна и тому подобных предметов домашнего обихода. – Авт.). Нешто ваши попы знают, как изгнать беса нечистого! Где им! – пренебрежительно воскликнул он и при этом так заносчиво посмотрел на меня, что по одному его взгляду можно было подумать, что отец Паисий уже не с первым бесом имеет дело, и что он так же легко может выгнать беса из человека, как кухарка из кухни блудливую кошку, за хвост да и на мороз: ступай, мол, проветрись.
– А что, отчинька (ласкательное от «отче». – Авт.), читать мне или уж довольно? – обратился к своему учителю мальчик. Отец Досифей, как бы не слыша мальчика, с важностью молчал.
– Отпусти его, отче! – сказал отец Паисий. – Ему надо завтра пораньше встать да помолиться, чтобы приготовиться к слушанию святого Евангелия.
– Добре! Ступай, юнец, почий! – сказал отец Досифей. Мальчик очень истово помолился на образ и, сделавши, как и Феодор, тому и другому старцу по три земных поклона, повернулся к двери.
– Стой! – закричал на него отец Досифей. – Куда повернулся? К бесу! Из тебя хотят изгонять его, а ты сам к нему поворачиваешься! Иди и вставай на поклоны! Возьми лестовку, да во славу Божию откланяйся «четыредесять» (сорок. – Авт.) поклонов.
Мальчик послушно встал пред образом, положил перед собой подручник и со слезами на глазах начал неторопливо откланивать поклон за поклоном, а чтобы он не обманул и вместо сорока не откланялся бы тридцать, для этой цели отец Досифей сел на табурет и по своей лестовке сам проверял число поклонов.
– Чередом клади на себе крестное знамение! Не жалей своих плеч, постукивай… (У старообрядца, который усердно постукивает пальцами во время моления по плечам и по животу, то есть не жалеет своей плоти, сначала образуются масленые пятна, а через год, либо через два, на тех местах подрясника образуются дыры. – Авт.). А то смотри, хоть и зла «кума», но она даст ума! – начитывал провинившемуся мальчику отец Досифей.
Я никак не мог понять, как этот мальчик мог повернуться к бесу и, не желая помешать производившему контроль над поклонами отцу Досифею, обратился с вопросом к отцу игумену: