Денис Давыдов (Эскадрон гусар летучих) - страница 9
Бестолково толкались коровы на мосту, среди фуражиров началась паника. Вспоротые мешки взмыли дымы мучной пыли. Перила деревянного моста рухнули, и кто-то из французов полетел вниз, в речку…
Хорунжий блаженно спал. Шум боя, выкрики, мычание коров, выстрелы долетали до него, но он продолжал спать, блаженно улыбаясь.
И вдруг стало тихо.
Попов-Тринадцатый тотчас проснулся и вскочил.
Конфуз был полный! Он увидел уже совсем мирную картину: выстраивались гусары, и Денис гарцевал возле них, а рядом казаки сгоняли в кучу пленных французов.
Хорунжий направился было к своим, но тут из группы пленных выскочил маленький барабанщик, пронзительно вскрикивая:
— Вив ля франс! Вив льэмператёр! Я не сдаюсь! Стреляйте!
Он чуть не толкнул Попова-Тринадцатого, но тот наподдал ему носком сапога пониже спины, презрительно бросив:
— Не ори, щенок!
Мальчишка зверенышем отскочил от него.
— Вы оскорбили солдата великой армии! Лучше убейте меня!
— А иди ты… — бормотнул Попов, увидев неподалеку Дениса, и побрел к нему, пеший, виноватый.
— Коня хорунжему! — приказал Денис и так посмотрел на него, что тот достал платок и стал в смущении тереть лицо.
— Погонишь пленных в Юхнов, там и проспишься, — безжалостно распорядился Денис. — И по сему случаю завяжи узелок на память.
Попов стал покорно завязывать узелки на всех концах платка.
…По дороге растянулся обоз пленных фуражиров. На некотором расстоянии от него тащился маленький барабанщик…
Безмятежно и тихо было в доме юхновского предводителя дворянства Храповицкого. Кружевные занавесочки висели на окнах, герань и фикусы в кадках украшали гостиную. За фортепьяно сидела Лизанька, дочь предводителя, и негромко напевала романс Дениса, который в недавние дни он пел на балу у Катрин:
Пела она в упоении, а рядом, благодушествовал ее папенька, Степан Яковлевич, майор в отставке.
В гостиную вбежала девка с воплем:
— К нам офицер!
И тут же появился старый слуга и возвестил:
— Хорунжий Попов-Тринадцатый от подполковника Давыдова.
— Ах! — вскрикнула Лизанька и выбежала. В гостиную вошел Попов-Тринадцатый и первое, что сделал, — опрокинул кадку с фикусом.
— Простите… виноват… — сконфуженно пробормотал он.
— Пустяки какие! — замахал руками Храповицкий.
Попов отрапортовал по-военному:
— Прибыл с новой партией пленных фуражиров.
— Ну, Денис! Ну, молодцы! — расплылся Храповицкий. — Садитесь, голуба моя. Душевнейшие рад. Егор! — крикнул он.
Хорунжий присел на кончик стула, и они уставились друг на друга. Храповицкий был так же неразговорчив, как и Попов-Тринадцатый, и, чтобы несколько разрядить обстановку, забарабанил по столу пальцами, напевая:
И вот, слава богу, Егор внес на подносе хрустальный фужер.
Хорунжий скосил глаза на поднос — секунду мучительная борьба отразилась на его лице, — однако же он отодвинул фужер от себя. Достал платок с узелками, вытер со лба пот и произнес:
— Завязал. — И поспешил разъяснить: — Не употребляю-с.
— Н-да… — недоумевающе протянул Храповицкий. — Эт-то… Ну-с, а как насчет Бородина? Какие вести?
— Полная победа над Бонапартом! — рявкнул Попов. Голос у него был столь оглушителен, что он окончательно сконфузился.
— Полная ли? — вздохнул, покачав головой, Храповицкий. — Москва-то горит? Был слух, что Наполеон Кремль взорвал.
— Врут, — сказал Попов.
— И, говорят, Бонапарт на Санкт-Петербург собрался! На воздушном шаре!
— Про пузырь слыхивали. Врут.
В гостиную вбежала принаряженная Лизанька.
— Дочь моя — Лизанька, — представил ее Храповицкий.
Попов вскочил так, что все, стоявшее на столе, подпрыгнуло.
— Вы… от Давыдова? — прошептала она в волнении.
— Так точно.
— Боже мой! Но какой же, какой он?
— Кр-расавец! Мой первый боевой друг! — с необыкновенным воодушевлением вскричал Попов-Тринадцатый. — Гусар из гусаров!.. Стрелок, рубака… Спросите у батюшки.
— А стихи… пишет?
— Стихи? — Попов с возмущением пожал плечами.
Отряд Дениса двигался через поле, направляясь к лесу. Поотстав от отряда, Денис с Митенькой Бекетовым свернули к дороге, и вдали показался дом Нелюбовых.