Деревенский дневник - страница 14

Снова потянулся в поле комбайн. Несколько позднее из сада Натальи Кузьминичны видно было, что он стоит на краю ржаного поля, которое начинается сразу же за садом.

Скоро все же начнут жать.

С обеда стал накрапывать дождь. Сперва с перерывами падали из стремительно бегущих туч крупные редкие капли. Порывами налетал ветер, и от ветра, от этих капель дождя тревожно шумела листва на деревьях в садах. Громко переговаривались женщины и девушки, обиравшие малину и вишню. Может быть, потому, что собирался дождь и шумел ветер, в их голосах угадывалась торопливость, с которой они работали. Женщины договорились с председателем, что завтра на рассвете он даст им машину, чтобы отвезти ягоды в область, а послезавтра они все отправятся убирать сено. Голоса женщин вдруг покрыл грохот обрушившегося на землю ливня. Началась гроза. Даже не глядя на улицу, только по звуку, можно было определить характер дождя. Минут пять подряд слышится неистовый шум, — это ливень, тяжелый и сплошной, непрерывной массой воды бьется о землю. Потом вдруг становится тихо, воздух наполняется едва слышным шорохом и шелестом, — это на смену ливню приходит мелкий моросящий дождик, сквозь который проступает шелест листьев на деревьях. И опять грохот ливня, и опять шорох дождика. Говорят, что дождь после обеда — суточный дождь. И еще говорят, что это „Самсон-сеногной себя оказывает“. На Самсона-то был дождь!

Николай Леонидович говорит, что все городские учреждения и предприятия на время сеноуборки распределены между колхозами — каждому дано задание скосить и убрать определенное количество гектаров. К здешнему колхозу прикрепили контору „Сельхозснаба“ и артель „Ударник“. В „Сельхозснабе“ человек пять или шесть народу, скосить они должны четыре гектара. Можно представить себе, сколько провозятся с четырьмя гектарами физически слабые служащие, никогда не державшие в руках косы. Николай Леонидович договорился с управляющим конторой, чтобы они вывезли ему на своих машинах шлак для постройки телятника, а он даст им справку, что они скосили сено. Тот согласился, но только на том условии, что грузить шлак будет колхоз. Николай Леонидович отправился в артель, которая должна скосить гектаров четырнадцать, и договорился с председателем артели, что они будут грузить шлак, а он даст им справку, будто они косили сено. На том и порешили. И контора с артелью довольны, и колхозу выгодно. А скосить восемнадцать гектаров сена для колхоза, который должен скосить шестьсот пятьдесят и у которого осталось нескошенных каких-нибудь семьдесят, не трудно.

Мне нравится то, как поступил молодой председатель колхоза. Может быть, в этом есть что-то не совсем дозволенное, но колхозу от этого выгода, — у колхоза нет ни лишних людей, ни машин, чтобы возить шлак, а строить телятник нужно, и строительство наверняка задержалось бы из-за сенокоса. А конторе с артелью куда удобнее и сподручнее дать свои машины и людей на погрузку. Но правильнее было бы, чтобы райисполком, распределяя городские организации между колхозами, спрашивал председателей, какая помощь им нужна. Не всякий ведь председатель додумается до того, до чего додумался Николай Леонидович, а если и додумается, то, быть может, не рискнет на такую комбинацию, не станет давать фальшивые справки. Это — во-первых, а во-вторых, хотя и невелико преступление поступить так, как поступил Николай Леонидович, однако незачем его на это толкать.

И еще нравится мне, что Николай Леонидович не очень-то любит городских помощников на полях колхоза. Как правило, возни с ними много, как и со всякими временными и неквалифицированными работниками, — устрой, накорми, покажи, что делать. А толку от этой помощи очень мало. Положительно, из Николая Леонидовича выработается настоящий председатель.

Утро стоит тихое, солнечное, обещает знойный день. Скворцы кружат над садами, поднимаются тесной стайкой, темной, имеющей округлые очертания. Скворцы поднимаются как-то наискосок, в сторону от сада, там перестраиваются так, что стая становится неожиданно большой, и стремглав падают на сад.